the mountains know our sins

Они провели весь день с Чонином на улице, а когда начало темнеть, Чан предложил перебраться в номер и поиграть там, но Минхо чувствовал, что он уже исчерпал весь свой лимит удачи. Понимая, что он не разговаривал с Хенджином больше двадцати четырех часов, Минхо решил вернуться в номер и проверить жениха — повести себя как примерный парень. Ли прижал ключ-карту к считывающему устройству перед тем, как услышал смех троих человек из номера. Он вошел и увидел Хенджина, Сынмина и Феликса, сидящих на кровати с раскрасневшимися лицами, которые обсуждали что-то настолько смешное, что едва могли вымолвить слова из-за хихиканья. Минхо почувствовал, как замирает сердце, когда понял — он угодил в ловушку. — Эй, посмотрите только! — воскликнул Хенджин, указывая на Минхо, на которого сразу устремились три пары глаз — это мой, блять, жених! Вы можете поверить в это? Он произнес это так, будто был искренне счастлив. Как будто сам не мог поверить, что Минхо все еще здесь. Сынмин с Феликсом отреагировали соответствующим образом, приветствуя Минхо криками и аплодисментами, в то время как он едва успел помахать рукой и неловко сказать «привет». — Не могу поверить, что ты решился на такой важный шаг, — трепетно прокомментировал Сынмин, а Хенджин только кивнул. — Я тоже. Надеюсь, замужняя жизнь в своем роде сексуальна. Минхо снял пальто, чтобы повесить его на вешалку. Его руки двигались автоматически, пока он размышлял, была ли это расплата Хенджина за то, что он не спал с ним накануне вечером или за то, что он тусовался с Чаном — затем он вспомнил, что Хван даже не спросил, где он провел последние два дня. — Самое хуевое, что ты, — Феликс ткнул пальцем в грудь Хенджина, — помолвлен был так долго, а ты нас едва представил. Мне нужно расспросить Минхо о всех постыдных делишках, которые ты делаешь. — С чего бы мне начать, — Минхо пробормотал себе под нос, не ожидая, что кто-то его услышит, но в комнате воцарилась тишина, а затем Феликс и Сынмин разразились приступом смеха. У Минхо не было настроения напиваться в присутствии едва знакомых ему людей, поэтому он предпочел сесть в одно из кресел и слушать их разговор, играя на своем телефоне, надеясь, что время пролетит как можно быстрее. Он не мог пойти в бар — вдруг Чан тоже придет, и ему придется объяснять, что его жених не хочет говорить с ним о проведенном дне. Сынмин и Феликс ушли в свои комнаты, когда Хенджин начал искать внимания Минхо, физического внимания, на которое Ли не был настроен. Он устал после игры с Чонином, да и проснулся рано, поэтому не хотел ничего, кроме как наконец-то лечь спать. У Хенджина были другие планы. Он приземлился на бедра Минхо и стал покрывать его шею мокрыми поцелуями. Хван начал постанывать в чужую шею, Минхо же только морщился от запаха алкоголя. Хенджин закончил облизывать чужую шею и просто уткнулся в нее, потираясь бедрами о Ли. К счастью, хватило жесткого замечания Минхо, как Хенджин отпустил его и удалился в ванную комнату. Ли услышал приглушенные стоны и провалился снова в сон. Он ничуть не расстроился.

***

Минхо решил провести следующие несколько дней также — он просыпался раньше Хенджина, а затем шел завтракать с Чаном и Чонином. Обычно у них был план, чем заняться, в основном под руководством мальчика, который большую часть дня таскал их на улицу, но с наступлением темноты Минхо больше не чувствовал необходимости возвращаться в свой номер. По крайней мере, не раньше, чем Чонин ложился спать. Чан не спрашивал его о Хенджине, Минхо не рассказывал о своей жизни в Сеуле, и как-то так работало. С Чонином между ними все было легко — он мог развлечь и Чана, и Минхо настолько, что им не нужно было говорить о чем-то более глубоком, чем о том, что заказать в ресторане или о том, выглядит ли сувенир из магазина безвкусным или нет. Тем не менее, были моменты, которые беспокоили Минхо. Взгляды, которые заставляли его сердце биться чаще и о которых он думал до конца дня. А когда пытался заснуть, смех Чана все еще отдавался эхом в его голове, пока Хенджин прижимался к нему в два часа ночи. Именно в этот момент чувство вины просачивалось сквозь шторы и стекало на пол, оставляя Минхо на острове из подушек, в то время как Хенджин крепко спал. К тому времени, когда он встретился бы с Чаном и Чонином за завтраком, Минхо был бы слишком измотан, чтобы что-то предпринять. Поэтому он баловал себя. Он не препятствовал Чану, разрешая тому поправлять свой шарф, если тот сдувался ветром. Или он не исправлял официантку в ресторане, когда та назвала их пару милой. Еще он позволял Чану называть его папой в разговоре с Чонином. Он решил плыть по течению. Это был спокойный вечер в гостиничном номере Чана, куда они вернулись после прогулки, которая вымотал даже Чонина. Минхо сидел на полу в футболке, которую Бан одолжил ему после случая с соусом для спагетти, а Чонин рисовал картинки на страницах блокнота с логотипом отеля, заставляя Ли угадывать нарисованное животное. Чан сидел рядом с ними в кресле с ноутбуком на ногах, работая. Но он все равно отвлекался каждый раз, когда Чонин допрашивал Минхо и смеялся вместе с ними в унисон. Карандаш мягко скользил по бумаге, оставляя жирные линии и легко размазываясь каждый раз, как ребенок задевал рисунок ладошкой. Минхо пытался помочь ребенку, но тот отмахивался, говоря, что справится сам. — Вау, это жираф? — Это же лошадь, очевидно, пап, — жалобно протянул ребенок, усердно выводя линии на бумаге. — Хорошо-хорошо, моя вина, — хихикнул Минхо, — теперь я вижу. Это милый жираф, ой, я имею в виду — — Это лошадь! — Чонин заскулил и поднял обе руки от бумаги, уронив карандаш, чтобы отпихнуть Минхо. В шоке Ли вдруг заметил, что его ладони почти полностью черные от грифеля, и вовремя поймал руки Чонина. — Посмотри, какой беспорядок, — преувеличенно громко произнес он, заставив Чонина посмотреть на свои ладони. Мальчик так и сделал, но только рассмеялся и попытался атаковать Минхо с еще большей решимостью и озорством. Парень чуть не упал, крепко держа Чонина за запястья, — пошли помоем с тобой руки, — добавляя в голос твердости, произнес Ли, — ты все испачкаешь и работники отеля будут расстроены. Я помогу тебе, хорошо? Он подвинулся, готовый встать, но тут его прервал Чонин. — Я могу сам помыть руки, — с гордостью сказал мальчик, — я научился, пока ты был у дедушки и бабушки. Я больше не малыш. С этими словами он убежал в ванную, оставив Минхо изумленным, но, главное, растерянным. Он посмотрел на Чана, который, как ни в чем не бывало, снова уставился в свой ноутбук. Как будто щелкнул переключатель — в один момент он смеялся с Чонином над его рисунками, а в другой столкнулся с реальностью. По позвоночнику пробежала дрожь, а глаза Чана оторвались от экрана и встретились с его. — Ты сказал ему, что я был у родителей. Чан молчал, устремив взгляд на Минхо. Он моргнул и прошелся языком по губам, прежде чем заговорить. — Он спрашивал о тебе каждый день. Где ты был и когда ты вернешься, — сказал он без всяких эмоций. Он упрекал его. Ему было больно только от картины, где он представил большие жалобные глаза ребенка, который не понимал, куда пропал его папа. Минхо ушел и не собирался возвращаться. Он покинул ребенка, даже не объяснившись. Ли повесил все на Чана, который должен был разочаровать ребенка и объясниться перед ним. Минхо мог разбить сердце Бану, но никак не Чонину, который не заслужил подобного отношения. — Получается, ты зря обнадежил его моим возвращением? — он услышал в своем голосе нотки мольбы, Минхо был на грани — ты соврал ему? — сломленным шепотом спросил парень. Чан смотрел на него так, словно многое хотел сказать, но что-то его останавливало. Словно он хотел сказать, что Минхо не имеет больше права лезть в их маленькую семью и теребить старые и еще незажившие раны. Так оно и было. То, как Чонин подбежал к нему, когда он впервые увидел его в холле отеля. Смятение в его глазах, когда Минхо сказал ему, что не может быть с ним ночью. Боль, которую он неизбежно причинит в тот день, когда вернется в Сеул и попрощается с ними — разбитое сердце, слезы, все это было его виной. — А что я должен был сказать Чонину? Что он тебе больше не нужен? Минхо сломался. Он едва мог сохранить самообладание. Его грудь обмякла, когда легкие отказали. Ли не мог ответить, возможно, так было даже лучше. Меньше всего ему хотелось, чтобы Чонин подумал, что он ему не нужен. Но это было очевидно для ребенка. Чонин вбежал обратно в комнату, его руки были уже чистыми. Он выглядел счастливым, беззаботным, словно Минхо никогда не покидал его. Мальчик крепко обнял Ли за плечи, когда тот собирайся уходить в свой номер — было уже поздно и Чонину нужно было идти спать. — Ты же придешь завтра? — робко прошептал ребенок на ухо Ли. Боль прошибла не только все его тело, но и отразилась на его лице.

***

— Я ожидал встретить тебя здесь, — раздался голос над ним и вывел Минхо из его мыслей. Он снова был в баре, сидел на своем обычном стуле у окна, наблюдая за снегопадом, и занимался самолечением, употребляя все горькое, что попадалось ему на прилавках этой ночью. Было уже далеко за полночь и Минхо предположил, что Чан так же тяжело засыпал после их разговора, как и он. Он не ответил, поднеся ледяной бокал к губам, чтобы сделать глоток. Чан занял место рядом с ним, держась на достаточном расстоянии друг от друга и вертя бокал с красным вином между пальцами. — Слушай, я думаю, что должен сказать тебе что-то, — после тишины попробовал еще раз Чан. Минхо повернулся к нему в смятении. Чан вздохнул, проведя большим пальцем по образовавшемуся конденсату на своем стакане. — Когда ты ушел, это был трудный период для меня, понимаешь? Для нас двоих. И правда в том, что я пытался объяснить все Чонину, но я не думаю, что он когда-либо поймет, — Чан вздохнул, его голос падал все ниже, — Я думаю, он так и не смог пережить смерть матери. Я помню, как он просыпался посреди ночи, чтобы позвать ее, пока однажды не перестал. И когда ты уехал... Я все надеялся, что однажды он перестанет спрашивать, когда папа вернется домой. Сердце Минхо лежало на полу, осколки кровоточили и пачкали его одежду. — Прости, что втянул тебя в это. Я знаю, что мы договорились игнорировать друг друга, но Чонин постоянно говорит о тебе, хочет посмотреть старые фотографии. Он так рад, что у него снова есть семья. Но я понимаю, у тебя теперь тоже есть своя семья. У тебя есть жених, которого ты любишь, и я не имею права выдвигать какие-либо требования, — Чан вздохнул. Минхо не слышал остального, что сказал Чан, и почувствовал, как качает головой в знак отказа. Почувствовал, как пустота наваливается на него. Когда он заговорил, его голос дрожал, но он больше не мог скрывать этого. — Я не... люблю его. Он заметил, как Чан повернул голову, чтобы посмотреть на него, но не осмелился встретиться с ним взглядом. — Я даже не знаю его. — Минхо, — Чан осторожно позвал его, голос был неуверенным и едва превышал шепот, — как долго ты был с Хенджином? Минхо чувствовал тошноту. Его взгляд был прикован к ногтям, которые прижимались к почти пустому стакану. В его голове постоянно крутились мысли о том, что он хочет убежать и заплакать, но плач только выставит его слабаком, а ему нужно было сохранить хотя бы часть своего достоинства, чтобы пережить остаток отпуска. Он не мог убежать, потому что его ноги были слишком слабы, поэтому у него не было другого выбора, кроме как говорить. — Мы встретились полгода назад. Чан ничего не сказал и молчание растянулось между ними, как смола, прилипая к пальцам Минхо и прожигая его кожу, затрудняя дыхание. — Он сделал мне предложение на втором семейном ужине. — И ты согласился. — Конечно, — голос Минхо сорвался, и ему пришлось сделать глубокий вдох, чтобы продолжить. Но Чан оказался быстрее. — Ты заслуживаешь большего, чем Хенджин. Кто-то, кто не оставит тебя карабкаться по скале, когда ты больше всего на свете боишься высоты. — Не все могут просто выбирать, с кем он хочет быть, — произнес Минхо, гораздо громче из-за звона в ушах. Он услышал, как Чан вздохнул, и стакан со звоном ударился о стол, когда он поставил его на место. Ему не хотелось больше ничего говорить, поэтому он встал, оставив свой напиток недопитым. — Минхо, — Чан окликнул его и поймал за запястье. Минхо посмотрел на него сверху вниз, наконец-то встретившись с ним глазами. Чан молчал, не сводя взгляда с приоткрытого рта. — Да? — выдохнул Минхо. На секунду ему захотелось, чтобы Чан сказал что-нибудь, чтобы ему стало легче, что-нибудь, что говорил старый Чан. Затем Чан сглотнул и на секунду отвел взгляд, прежде чем попытаться улыбнуться. — Спокойной ночи.