Circulus vitiōsus (Порочный круг)

Понедельник подкрался незаметно быстро, ударив сзади пинком под зад, подгоняя учиться и браться за голову. Мол: у тебя была неделя привыкнуть, давай работай Милана! Встать утром с кровати было моим самым большим испытанием, хоть я и уснула в начале десятого, так и не дождавшись Оксану с тусовки. У меня были мысли написать Диме, узнать как дела у подруги, но я на них сразу же забила, потому что не вижу смысла вплетать в это и Поза. Это наши с ней разборки — расскажу когда помиримся. Когда я наконец открыла глаза, в 7 утра между прочим, то сразу уставилась на соседнюю кровать. Но постель, что было неожиданно, была пуста, никаких признаков того, что ночью сюда кто-то приходил, все те же разбросанные со вчера вещи и нетронутое одеяло. «Ну понятно, ей свойственно оставаться у кого то на ночь, это же Окс. Блять, Милана» Дабы не терять времени, я направилась в ванную, чтобы умыться и привезти себя в чувство. Хоть выходные у меня прошли очень спокойно, что не свойственно для меня, я практически не покидала комнату, и сальная голова давала четко это понять. Горячие капли падали на острые плечи и медленно стекали по прозрачной коже, танцуя на моем теле вальс. Душ расслаблял, что заставляло меня хотеть спать ещё больше и я ускорилась, дабы выйти из кабинки раньше чем я засну. Тут уже собралась целая толпа девочек, что красовались у зеркала, будто в их комнатах этого нет, я же просто завернулась в полотенце и прошлепала мимо них в коридор. Когда вернулась, комната все так же пустовала и я не боясь кого-либо разбудить, стала сушить голову и переодеваться. Почему-то настроение сегодняшнего дня было довольно подбадривающим, с намеком на успех и продуктивность. Может дело в раннем солнце, редкие лучи которого били сквозь окна, наполняя комнату приятным светом, а может в том что это был понедельник и анатомии по расписанию не было. В любом случае, досушив голову я открыла шкаф с широкой улыбкой и стала думать над тем, что мне сегодня надеть. Оглядев все многочисленные полочки и вешалки, я остановилась на белых свободных брюках и голубой льняной рубашке, рукава которой я подвернула по локоть. На ноги я нацепила свои любимые кроссовки Nike, они были белыми и идеально подходили под любые мои образы. Чуть подкрасив реснички, нанеся блеск для губ и распустив вьющиеся волосы, я улыбнулась в отражение и захватив сумку и легкую чёрную куртку, направилась в университет. С Димой мы пересеклись уже на лестнице, он был такой же веселый как и я, и казалось, что это настроение поддерживает весь мир. Я схватила друга под руку и мы зашагали, даже немного подпрыгивая, на урок биологии к Ларисе Федоровне.  — Доброе утро! Сегодня мы с вами изучим состав и функции крови, эта тема займёт у нас две пары, так что готовьтесь, информации довольно много. — зло бросаясь слюнями, будто ядом, тараторила Сыч, перешагивая с одного конца кафедры на другой. Все пары с ней проходили максимально напряжно, так как она валила абсолютно всех, включая отличников. Казалось что единственные её любимчики — это инфузория туфелька и амёба обыкновенная. Ну может ещё кишечная палочка какая нибудь, но то что она ненавидит всех людей — это факт. Сегодня она была на удивление спокойна, если её крики, а не оры на весь университет, можно назвать спокойствием. На четвёртом курсе мы в большинстве уделяем внимание практике, чем теории, так как она подходит к концу, и сразу после нового года мы перейдём только на стажировку в больнице. Так что кровь, уже давно изученная нами в 11 классе и повторенная более углублённо на втором курсе, давалась довольно легко. После второй пары с Сычом я вышла из аудитории как овощ, и мое выражение лица буквально кричало об этом. Внимательный ко всему кроме меня Дима, не обратив внимания на то, что я валюсь с ног и собираюсь забить на своё продуктивное настроение, повёл к следующей аудитории на историю медицины.  — Давай скорее, а то нашу парту займут. — торопил меня Поз, тащя за руку будто он трактор какой то.  — Ну прогоним если займут. — с неохотой плелась я, посматривая в сторону выхода. — Может ну её эту историю? — с мольбой в голосе спросила я, на что получила грозный взгляд и меня почти силком затащили в аудиторию. Все уже сидели на своих местах, так как от пары прошло порядка десяти минут, когда в помещение вошёл Павел Добровольский. Никогда не опаздывающий, не курящий и всегда выспавшийся Паша, выглядел сегодня чернее тучи. От него несло сигаретами аж от самого входа, будто он просто обмазался табаком, что было более вероятно, чем то, что он возьмёт сигарету в рот. Он тяжело упал на стул и закашлялся, устремив взгляд к первой парте, на место Ирочки, что сейчас пустовало. В классе резко стало холодно, а мне показалось, что каждый устремил на пустой стул свой взгляд и каждый в аудитории сейчас задавался одним и тем же вопросом. «Где же Ирочка?» Pov: Ирина Кузнецова. Время близилось к пяти и я услышала как Антон наконец то заснул. Я проснулась сразу же, как он вышел из комнаты, хоть он и старался как можно тише закрыть дверь, но скрипучая кровать в его комнате подвела. В тусклом свете ночного города, что пробивался сквозь плотно задернутые шторы и отбрасывал причудливые блики на потолке, я слушала как парень ворочается в попытках уснуть. Пару раз он заходил в инстаграмм, сначала забыв сделать звук тише, да так что я услышала как какая то девушка говорит о новых кроссовках в своей истории.  — Блять! — шепотом крикнул Антон, но тонкие стены принесли мне даже это. Я улыбалась в потолок, слушая как быстро клацают тонкие пальцы по клавиатуре телефона, набирая кому то сообщение, после чего обязательно следовал смех. У Шастуна он до боли приятный, такой перекатывающийся в горле его длинной и тонкой шеи, будто соловей поёт по утру. Сон не лез в голову пока я не убедилась, что мой новый друг окончательно заснул и из соседней комнаты стало доносится сопение. Под монотонный рык, я упала на мягкую подушку и погрузилась в самый глубокий за последние несколько недель сон. Когда я снова открыла глаза, часы показывали девять утра, видимо мой организм решил что я выспалась, хотя ощущения были совсем иные. Нехотя поднявшись с постели, в моих глазах потемнело и я села обратно, приходя в чувство. Парень ещё спал, тихие звуки сна доносились из-за двери, которая почему-то была открыта, видимо ночью я снова лунатила. Такое редко бывает, только если сплю на новом месте, и обычно я не выхожу дальше комнаты в которой сон меня застал. Я вновь легла на подушки и уставилась в потолок. Солнце почти полностью вышло из-за горизонта, отчего надо мной прыгали солнечные зайчики, отраженный свет от окна. Я задумалась о вчерашнем дне, правильно ли я сделала, что чуть не убила человека, который дарил мне кров и любовь, если её так можно назвать, на протяжении нескольких лет? Ужасные мысли лезут в голову по утрам и поздней ночью. Это какая то шутка нашего мозга, когда мы ещё не до конца уснули или проснулись, он подкидывает нам бредовые мысли, дабы позабавить наше сознание, потрепать нервы, да и просто побесить нас. Вот и сейчас, моя голова была забита глупыми вопросами, а иногда и утверждениями о том, что я последняя сука на этой земле, ведь я так отвратительно поступила в пожилым человеком. Да, я не буду себя оправдывать, я ужасно поступила, но рыба гниет с головы, а я в этой рыбе плавники, если даже не хвост. Но мое сознание полностью отрицает здравые мысли, подливая масла в и так разгоревшийся пожар, что с другого края поддувает воздух из открытой форточки доброты Антона. «Хорошо спалось на чистой постели, убийца? Теперь ты выспалась, тебя пожалели, пригрели, как подзаборную плешивую собаку, что притворяется породистым пуделем. А Антон знает, какую змею он пригрел за пазухой? Он знает, какой ужасный человек спит в его гостевой комнате? Он знает, что в одной квартире с ним, лежит убийца?» Меня затрясло, не буквально, но мурашки точно пробежали по всему телу, будто меня опустили в купель на крещение. Я подорвалась с места и тихо пробежала на кухню, стараясь не скрипеть полом. Голова была в тумане, я видела чёткий план действий, что не поддавался логике и другим объяснениям, во мне будто действовали инстинкты, что почему то не пытались меня спасти, а наоборот. «Убийца, убийца, убийца, убийца» Если советь и есть, то именно она управляла сейчас моими руками, что на автомате схватили кухонный нож и полоснули по вене. Видимо какие то инстинкты самосохранения во мне остались, ведь я промахнулась, ударив немного правее, не попав по медиальной вене. Но, не смотря на такое счастливое стечение обстоятельств, по запястью потекла алая жидкость, в гораздо большем объеме, чем я привыкла это видеть.  — Блять! — сразу видно, что в доме есть мужчина, ведь нож был не просто острым, он был пиздец какой острый, а в следующую секунду он выпал из моей руки, со звоном ударившись о дно раковины. — Блять, блять, блять! Первое что пришло в голову, это зажать рану, и я накрыла место пореза рукой, будто пытаясь вжать кровь обратно в себя, но как и предполагалось — безуспешно. Тогда я как можно сильнее сдавила место чуть ниже локтя, и поток немного ослабиться, но алая жидкость все продолжала стекать в раковину, покрывая и так красный нож все более и более новыми пятнами.  — Какого черта? — сонный Антон в ступоре стоял на пороге кухни и разинув рот смотрел на мои кровавые руки, не смея делать и шага ко мне.  — У тебя есть ремень? Желательно тугой. — стараясь сохранять спокойствие, дабы не наводить панику и не тревожить побелевшего от страха Шастуна, спросила я, но парень не сдвинулся с места. — Быстрее, Антон, или ты смерти моей хочешь? — я даже улыбнулась, показывая что я не умру, если он поспешит. Наверное…  — Да, да я сейчас! — и он метнулся куда то по коридору. В ушах стоял белый шум, но даже сквозь него я слышала как парень в панике открывает ящики, буквально выкидывая оттуда все содержимое. Он говорил только матом, ругался буквально на весь мир, и, видимо не найдя того что искал, пошёл в другую комнату. Казалось что прошла вечность, ведь ноги уже стали подкашиваться, когда Антон наконец принёс то что я попросила.  — Вот. — в руках он держал тонкий женский ремешок, кожаный и на вид довольно тугой. — Ира? Ноги не выдержали и я скатилась по кухонным ящикам на пол, продолжая удерживать предплечье, чтобы из меня не вышла абсолютно вся кровь.  — Все хорошо, просто туго затяни там, где я держу руку. — он не думал не секунды, просто делал то что я сказала, ведь стоило мне убрать ладонь, как на её место легла холодная кожа, сильно сжимая руку. Я лишь одобрительно кивнула, когда кровь почти перестала лить. — Теперь, принеси перекись и бинты. Говорить было тяжело, мне как будто не хватало воздуха и создавалось ощущение что я говорю очень тихо, но Шастун услышал, и вновь скрылся в тени коридора. Снова отлетающие в сторону ящики, маты и ругательства и мой тихий плач. Маленькая Ира Кузнецова, с кривыми косичками, что ей заплетала мама, когда отлипала от бутылки, сидела и плакала на кухне в незнакомой квартире, сидела и винила себя за то, что не умерла ещё в 15. «Зачем ты это делаешь с собой, Ира?» «Я просто хотела любви, мам»  — Вот бинты, что мне делать? — Шаст тяжело дышал, конечно, ведь он уже второй раз бегает по квартире в поисках вещей для моего спасения.  — Обработай рану и затяни… — я вытянула руку и набрала побольше воздуха, готовая к жгучей боли от перекиси. Антон осторожно, боясь сделать мне больно (хотя больнее чем я себе он мне точно не сделает), поливал рану, вытирая ватными дисками скатывающуюся по руке розовую от крови воду, а затем, подложив промоченную ватку, перемотал все это дело бинтами. Закончив, парень тяжело облокотился на шкафы рядом со мной и стал глубоко дышать, выравнивая дыхание, пока я приходила в себя. Мы словно в кадре какого сериала, сидели на кухне, в луже крови и смотрели в пустоту, каждый думая о чем то своём.  — Пиздец. — только и смог выдать Шастун, когда наконец успокоился. — Вставай, сейчас сделаем тебе чаю с сахаром. Он осторожно взял меня под правую руку, стараясь вообще не напрягать левую, замотанную в бинт, и поднял с пола, усаживая на диван. Я устроилась в подушках, поджав к себе побелевшие ноги, а парень в полной тишине включил чайник и пошёл за тряпкой. Под тихое шипение закипающей воды, он вытирал пол, раковину и столешницу, помыл ножи и зачем то убрал их под самый потолок, будто я совсем дура буду резаться ими ещё раз. Я уже поняла, что они слишком острые для простых острых ощущений. Как иронично, не правда ли? Чайник вскипел как раз, когда пол засиял чистотой, будто минуту назад на нем и не было моей крови, вперемешку с перекисью. Антон достал с полки две кружки, кинул в каждую по две ложки сахара и чайному пакетику, а после залил кипятком. Передо мной с шумом опустилась кружка, а напротив, на стул, опустился Шастун и громко хлебанул их чашки. Я аккуратно наклонилась к столу и сделала глоток. Чай был вкусным, в меру сладким и не очень горячим, и я стала уверенно пить, взяв кружку в обе ладони, согреваясь от её тёплых бортов. Антон молча следил за мной, готовый сорваться в любую минуту, если я вдруг сотворю что нибудь ещё.  — Расскажешь мне что сейчас было? — наконец он задал вопрос, который я ждала все эти минуты, пока мы пили и прожигали друг друга глазами.  — Там долгая история моего детства… — с одной стороны мне хотелось поделиться с ним, хотя бы в качестве благодарности за спасение моей задницы, но с другой стороны… я слишком давно это не вспоминала…  — Ничего, сейчас только девять утра, думаю я смогу найти в своём графике лишний час чтобы тебя выслушать. — он не отступит, да и сил на торг у меня нет, поэтому я глубоко вздохнула и отставив чашку подальше от края, начала рассказ. Осень 2006 год. Мама слишком сильно тянет мои волосы, от чего мои глаза буквально лезут на лоб. Она никогда не умела ничего делать руками, только брать деньги у бабушки и бутылки спиртного из шкафа. Я заранее знаю, что косички получатся не очень, поэтому даже не бросаю взгляд на бабушку, что сидит рядом и неодобрительно цокает, лицезрев мою прическу.  — Мам! Хватит тут цокать, нормальные косички! — раздаётся над головой мамин голос, звонкий, словно колокольчик.  — Чего же ты ребёнка уродуешь? Давай я нормально сделаю. — бабушка тянется ко мне и надо мной случается перепалка, за право делать мне прическу.  — Я сама могу заплести дочь! — победу одерживает мой изначальный «парикмахер» и мне снова рвут волосы. Я сижу в старенькой советской квартире, что дали моей бабушке за «хорошие заслуги» на работе, как она говорит, на какой то табуретке, которой мы в жизни не пользуемся, а достаём только когда приходят гости либо, как сейчас, нужно заплести косички. Сегодня я иду в первый класс и мне наконец то купили новую одежду к первому сентября. Этим, конечно же, занималась бабушка, что ходила со мной по магазинам, выбирая самую лучшую школьную форму из огромного выбора в детских бутиках. Не знаю где была моя мама в это время, но чтобы то ни было, ей выбранные нами вещи не понравились, и раскритиковав все что только можно, в ночь с 31 августа на 1 сентября она пошла спать раньше обычного. Утро было прекрасным. Солнце светило ярко, будто намекая, что день сегодня будет великолепным. Я шла по школьному двору с бабушкой за руку, пока мама доставала из кармана зажигалку, закуривая третью сигарету за утро. Возле главного входа столпилась куча людей, кто-то в ожидании своего первого в жизни звонка, а кто-то уже последнего. Над головами первоклашек вздымались таблички с буквами их классов, и мы уверенно пошли к букве «А». В руках моих был букет из красных роз, обёрнутых в прозрачную пленку, а снизу украшенных ленточкой, такого же алого цвета. Тучная женщина встретила нас и представилась как Марья Ивановна и мило улыбаясь, провела меня к остальному классу. Я видела как бабушка, в сопровождении мамы удаляется со школьного двора, как мама кричит на неё, а дальше девочка на плече старшеклассника, класс, звонок, новые знакомства… Из школы меня никто не встретил. Я около часа топталась на главной лестнице, ожидая, что вот вот во двор зайдёт бабушка, с пакетом шоколада для меня и мы вместе пойдём в кино, как она мне и обещала. Но она не пришла. Телефона чтобы ей позвонить не было, и решив, что она наверное забыла, я пошла домой сама. Благо было ещё не так темно, да и школа была близко к дому. Квартира была открыта, мама сидела на диване с новой бутылкой чего то крепкого и смотрела телевизор, где показывали очередные расследования убийств, что я выучила наизусть. Я осторожно подошла к ней и дотронулась до плеча.  — Мам, а где бабушка? — я поняла что её нет дома по тому, что она не встретила меня, на кухне ничем не пахло, да и вообще, единственный источник звука в квартире был телевизор.  — Сдохла твоя бабка! Все, теперь только мамка тебя воспитывать будет! — плюнула своим перегаром мне в лицо мама и я встала в ступоре, таращась на неё пустыми глазами. Первый год без бабушки был ужасным. Мама почти не просыхала, вечно приходила пьяная, если приходила вообще. А я научилась жить сама. Спустя месяц такой жизни без моей единственной опоры, я поняла, что полагаться можно только на себя и начала сама о себе заботиться. Стирала, убирала и готовила за двоих и на двоих, училась за троих и на одни пятерки. Моей целью стала другая жизнь, где полагаться можно только на себя и свою голову. Зима 2012 год. Мне совсем недавно стукнуло 15 лет. В этом году у меня будет первый в жизни экзамен и я упорно к нему готовилась. В восьмом классе я решила что пойду на медицинский, а значит учиться буду до 11 класса, но расслабляться нельзя. Недостаток материнской любви я покрывала романами со старшеклассниками, почему то я их цепляла. Это были двухнедельные отношения, что не доходили и до нормального поцелуя, просто букетно-конфетный период, а дальше френдзона. И я бы могла так жить и дальше, если бы не дурацкий переходный возраст. Почему то мне вдруг стало казаться, что в моей жизни слишком мало материнского участия. Ей было плевать на меня, от слова совсем, ведь когда она приходила домой — я уже спала, а когда вставала утром — меня уже не было. Я решила, что буду ждать ее вечером, как никак, нужно хотя бы попытаться заставить её бросить пить. В один из таких зимних вечеров, я вновь сидела на кухне и ждала маму, пока та в стельку вернётся домой.  — Ты чего не спишь? — на мое удивление, она была не так пьяна как обычно и я решила воспользоваться шансом.  — Нам нужно поговорить. — её темные глаза щурились, будто подозревая меня в чем то.  — Ну давай. — она села на диван напротив меня и скрестила на груди руки.  — Тебе нужно бросить пить. — как отрезала начала я, решив что лишние слова нам сейчас ни к чему.  — Ты серьезно сейчас? — она нервно усмехнулась, от чего чуть содрогнулось её тело.  — Да, мама, я серьезно. Так больше не может продолжаться. — я говорила спокойно, но тревога в моем голосе была слышна достаточно отчетливо.  — А что может продолжаться? Твои советы взрослой женщине? — может это алкоголь так бил в голову, а может у неё просто она никогда не соображала, но её ответы были максимально несвязны моим вопросам.  — Хоть ты и старше меня, но ведёшь себя как малолетка. — я била по швам, от чего те начинали расходиться, пуская сок.  — Как же ты меня достала! Знаешь сколько людей меня уже спросило о тебе? Какая у тебя Ира молодец, какая умница, видно что в отца, а не в тебя пьянь! — она орала. — Я рожала тебя, кормила, а ты сидишь и советуешь как мне жить?  — Родила, и на том спасибо мама, ведь всего что я сейчас имею, я добилась без твоей помощи. — по сравнению с ней я говорила шепотом, но этот тон выводит людей больше всего.  — Конечно, тебя же воспитывала твоя любимая бабка, чтоб она сдохла! — при упоминании бабушки внутри все сжалось и я закусила губу.  — Не смей её сюда приплетать! — я сорвалась на негромкий крик и это дало ей повод зацепить меня.  — А то что? Как же вы меня достали: ты и твоя бабка, чтоб она в гробу перевернулась! — не успокаивалась мать и я вскочила со стула.  — Ну что ж, бабушки уже нет, так давай и я сдохну?! — я уже не сдерживаясь кричала на мать. — Пойду с окна сброшусь или повешусь.  — А давай! Зачем идти? Вон нож лежит, вот им вены и вскрой! — ее слюна с запахом спирта летела в мою сторону и я подошла к столешнице. Нож в руке, замах и вот я уже стою посреди кухни, по моей руке течёт алая струя крови, а я смотрю на свою мать, что улыбаясь сидит на диване, наблюдая как кровь покидает мое тело. И мне было спокойно. В этой удушающей меня боли я нашла спасение, понимая, что теперь это станет моим лекарством, которое я купила у дьявола, ведь ценой его стала моя грязная душа.  — Раз такая способная, то на похороны сама себе деньги соберёшь. — и дверь в кухню захлопнулась, а за ней и дверь в квартиру, оставив меня с ножом в руке ждать, когда на крики прийдут соседи и вызовут мне скорую.  — С того дня, когда мне становится плохо от своих мыслей, от воспоминаний и от простого чувства вины, я не нахожу способа лучше, чем причинять себе боль. По моей щеке катилась слеза, а руки подрагивали, от чего ложка, что лежала в кружке, со звоном билась о стенки. Мне впервые за долгое время хотелось рыдать навзрыд и видимо заметив это, Антон подсел ко мне, укутав в свои тёплые объятия. Я уткнулась в сильное плечо и зарыдала так, как не плакала со смерти бабушки, сжимая в руках футболку Шастуна.  — Все, этого больше не будет, теперь никто не сделает тебе больно, никто. — он гладил меня по голове и обжигал ухо своим горячим дыханием, успокаивая просто своим присутствием.