losing game

      Окей, возможно, напиваться сразу же после летней сессии было не лучшей сережиной идеей. Да, вагон и маленькая тележка экзаменов и зачетов остались позади, но дальше Разумовского ждала любимая ненаглядная практика и подработка, поэтому вино в компании пива сейчас — не лучшее решение.       Но кто мы такие, чтобы осуждать? В конце концов, лучшее — враг хорошего. Поэтому сейчас Сережа уныло втыкал в мерцающий по телеку клип неизвестного исполнителя, где на один квадратный метр полуголых девушек было больше, чем на любом пляже. Разумовский поморщился. Как его вообще занесло на эту несчастную тусовку, он до сих пор не понял. Один телефонный звонок Юли, другой — на этот раз в дверь — от Игоря, и вот он здесь. Квартира знакомого чьих-то знакомых сейчас напоминала муравейник: куча мельтешащих повсюду людей, непрекращающаяся возня и бесконечные разговоры. Еще и музыка была замечательная — точно собрали весь чарт вконтакте. Сережа прямо наслаждался.       На самом деле, без шуток, Разумовскому было не так уж и паршиво. Он наконец вырвался из замкнутого круга бесконечной рутины, выпил любимого светлого нефильтрованного и теперь с приятным туманом в голове залипал в никуда. Для полного умиротворения не хватало только Димы под боком — тот был сережиной неизменной компанией на любой вписке. Увы, Дубин еще не закрыл сессию, поэтому, руководствуясь праведностью своей совести и сиянием чистого разума, остался дома зубрить конспекты. Ох уж эти примитивные проблемы студентов.       К слову, о проблемах. Их в жизни Сережи стало на одну меньше. Вернее, на две. Было ли это чудом или в чужой голове взыграл здравый смысл, но Игорь все-таки выскреб из черепной коробки остатки логики и заявился как-то к Диме мириться. Всей истории Разумовский, конечно, не знал, да и не горел желанием, но точно в курсе, что закончилось все хорошо: Дима еще неделю сверкал лиловым переливами укусов на шее.       Сережа часто задумывался после этого, как у Игоря все так вышло. Ему, видимо, впору писать книгу «От гомофоба до гея в один шаг», потому что так быстро свою ориентацию на сережиной памяти не принимал никто. Да, было тяжеловато, и не только Грому, но произошло это сравнительно безболезненно. Разумовский вот, когда влюбился в соседа, по юной неопытности оказавшегося мудаком, несколько месяцев мучился в раздумьях и старался засунуть свои чувства куда подальше. Только потом, после прочтения кучи непонятных исследований и теорий о том, что влечение к определенному изначально заложено в мозге, Сережа спихнул все на физиологию и благополучно забил. Аж жаль стало времени, потраченного на страдания и бессмысленные загоны.       В общем, теперь в их компании на одну счастливую пару стало больше. Игорь, конечно, периодически шарахался от диминых прикосновений, настороженно наблюдал за их переплетенным пальцами и иногда называл того великодушным «братан», но было заметно — все менялось. Лед где-то внутри Грома сыпался мелким крошевом. *       Сережа откинулся на диван и прикрыл глаза. Пива оставалось ровно на глоток, поэтому он решил растянуть удовольствие и поставил бутылку на стол перед собой. Рядом плюхнулась девушка, увлеченно строчащая кому-то смски, напротив сидела тихо переругивающаяся пара. В целом — сплошная идиллия, не считая едва прорезающейся головной боли. Может, подумал Сережа, мешать градусы все-таки было не лучшей идеей и запивать вино пивом — удел только законченных алкашей. Может, надо было включать мозг раньше. В общем, может было много, а неприятное ощущение — одно. Теперь оно тонким сверлом ввинчивалось куда-то в левый висок, отдавало в глаз и в верхние зубы. Под кожей зазудело. Пить плохо, решил Разумовский и, собрав крупицы покидающей тело энергии, рывком встал с дивана. Впереди призывно маячила дверь ванной, где, Сережа надеялся, его не встретит пара целующихся идиотов.       Ванные на тусовках вообще были отдельным миром — как локации в игре. С попаданием туда все окружающие звуки приглушались, в спину больше не долбил агрессивный бас русских реперов, а в качестве регенерации хп можно было ополоснуть лицо водой. Поэтому к заветной белой двери Сережа шел как путник, нашедший наконец оазис в бескрайней пустыне.       Он дернул за ручку и ввалился в небольшое помещение, едва не улетев в стоящую слева корзину с бельем. — Давно не виделись, — Разумовский вздрогнул. Ну нет. Ну блять. Возле раковины стоял Олег. Сережа запоздало подумал, что оазис оказался лишь хитрым миражом. — Что ты тут забыл? — честно говоря, это не должно было звучать грубо, но сейчас язык Разумовского, очевидно, разорвал все контакты с мозгом. — Фу, как невежливо, Сережа. А что люди обычно делают на вечеринках? — Олег снова был похож на кота — кота, который находился на полностью подвластной ему территории. — Ты знаешь, о чем я. Откуда ты взялся на вписке студентов? Ты даже не учишься у нас. — Но-но, я же все-таки не отшельник какой-то. Друзья у меня есть, даже среди вас. Пара сообщений, приглашение и вуаля, — я здесь, часа три уже где-то, между прочим.       Вот тут мозг Сережи по-настоящему подвис. Он находился в этой квартире достаточно, но ни разу не видел Олега. Тот либо совсем не выходил из этой несчастной ванной, — в других местах они, видимо, не поговорят, — либо Сереже нужно сходить к офтальмологу. — Понятно, — кратко прошелестел парень и подошел к раковине. Плеснул в лицо ледяной водой, поежился. Откинул лезущие в глаза волосы и посмотрел в зеркало. — Даже не спросишь, как у меня дела? — шепот Олега таинственным образом прозвучал у самого уха. Разумовский вздрогнул. — Не спрошу. Какая мне разница, — Сережа надеялся, что дрожь в его голосе не была совсем уж очевидной.       Внутри завозилось уснувшее давно любопытство. Разумовскому, сколько бы он не отнекивался, и вправду было интересно, как сейчас живет Олег. Он, конечно, не грезил о нем месяцами, просыпаясь в холодном поту, но совсем погубить в себе мысли о Волковом не выходило. Слишком уж неординарным было их знакомство и непродолжительное общение.       Ладно, кого Сережа обманывал? Интересна была не сама жизнь Олега, не его дела и работа, друзья и знакомые. Разумовскому хотелось знать, не забыли ли его. Вспоминал ли Олег об их общении? Думал ли про их недоссору, может, жалел о чем-то? За такие мысли Сереже порой было стыдно, но он быстро глушил это чувство где-то внутри. Во всяком случае, эти эгоистичные помыслы касались только его, а потому и ему с ним жить. — А я-то думал, тебе не все равно, — Олег облокотился на стиральную машинку и усмехнулся.       Сережа хотел сказать, что ему искренне пофиг и феерически поебать. Хотел, но не успел, подсознание сработало быстрее. — Мне не все равно, — ну, Сережа, ну блять, что же ты творишь? Олег промолчал, только в упор взглянул через зеркало Разумовскому в глаза. От его взгляда, темного и неожиданно серьезного, по спине роем пустились мурашки. — Забей, я не это хотел сказать, — обессиленно сказал Сережа. Сопротивляться было бесполезно, но он хотя бы попытался. — Мне тоже, — голос Олега в гулком воздухе ванной звучал словно удар молотом о наковальню. — Что? — Сережа непонимающе повернулся к Волкову. — Мне тоже не все равно, — они оба понимали, что речь теперь не только об их повседневной жизни. Разговор перешел на ступень выше.       Окей, возможно к этому Сережа не был готов. В его голове паззл вообще давно сложился: Олег свалил в закат (и не важно, что туда его отправил сам Разумовский), они больше не общаются и никогда не увидятся, а значит Сережа все проебал. Так думать было проще, — но не приятнее, — и привычнее. А теперь, вот, оказывается, что все не так. Тонкая стена непоколебимости, которую выстроил вокруг себя Разумовский, рушилась с оглушающим грохотом.       Еще Сережа не был готов к тому, что окажется прижатым к раковине. Холодный бортик неприятно упирался в поясницу, а рукам не за что было зацепиться. Да и не только рукам: Разумовский отчаянно пытался утихомирить разбушевавшиеся мысли, привязать их хоть к чему-то, но невозможно бросить якорь в разгар шторма. Олег неожиданно оказался совсем близко: резал темными глазами пространство, опалял губы мятным дыханием.       Захмелевший сережин мозг слабо оценивал происходящее. Мысленно он все еще был где-то на диване, с клипом какого-то ноунейма на телеке и бутылкой пива в руке. Теперь в руке у него было только плечо Олега, за которое Разумовский в каком-то неясном порыве ухватился.       На долю секунду в черепной коробке у Сережи вспыхнула мысль, что нужно что-то сделать. Может, отстраниться, может — наконец приблизиться и разрушить все к чертовой матери.       Вспыхнула и тут же погасла, потому что за него все решил Олег, припав к чужим губам. Он целовал мягко, слабо, словно спрашивая разрешения. Это казалось даже смешным: такой крутой и уверенный в себе, сейчас Олег казался неопытным школьником.       Впрочем, это ощущение быстро ушло, потому что как только Сережа немного приоткрыл рот в ответ, язык Волкова тут же коснулся его собственного. А дальше началось что-то совсем страшное: то ли Сережа так давно не целовался, то ли это Олег со своими вампирскими чарами, но мир вокруг закружился как в торнадо. К счастью или к сожалению, это не было похоже на клишированную сценку из второсортных романов, где вокруг разливается пение птиц, бабочки садятся на голову, а реальность превращается в сладкую карамель. Просто Сережа пьяный, а у пьяных людей мир немного плывет. Никакой романтики.       Они целовались неприлично долго для людей, которые не общались несколько месяцев и, в конце-то концов, не целовались до этого. Олег огладил языком ряд ровных зубов, по-вампирски укусил сережины губы и только потом, видимо, напившись чужой крови, с пошлым влажным звуком оторвался от лица напротив.       Сережа молчал, и молчание это казалось почти траурным. Они только что все испортили. Причем, мысль об этом посетила обоих одновременно. Ничего хорошего в поцелуе нет и быть не может. — Да пошел ты, — обиженно прошептал Сережа и, пошатываясь, вышел из ванной. Олега не покидало вязкое дежавю.