притяжение.

      раннее утро встречает кейю темным небом, пением двух птиц и головной болью. похмелье его обычно не настигало, но и вчера он пил не яблочный сидр, так что кейя решил, что он заслужил такой боли в висках за то, что нарушил собственное правило.       правда долго думать об этом не получалось, так как рядом кто-то лежал. кейя сделал главную ошибку: выпил так много, что не помнит происходящего после таверны. кейя был уверен, что они не смогли переспать, дайнслейф бы сказал, что они друг друга не знают, что они не будут торопить события. даже насчёт поцелуев кейя сомневался, поэтому, наверное, волноваться не было причины. но альберих все равно чувствовал себя нервно. вдруг дайнслейф поменял свое мнение о кейе? вдруг теперь он ему противен? вдруг кейе опять снесло голову от чьей-то близости, и он пытался что-то с этим сделать? становилось стыднее, чем обычно…       встав с постели, он обнаружил на себе только одну ярко-синюю рубашку (и естественно на нем было белье). не его рубашку. эта была длиннее и ненамного, но шире в плечах. от нее пахло дайнслейфом, отчего внутри все затрепетало, а правый глаз уже вовсю начал дёргаться. он нашел ванную комнату, умыл свое лицо прохладной водой, постарался успокоиться. не хотелось сейчас ничего объяснять дайну, с учётом того, что сегодня его единственный выходной.       сняв чужую рубашку, кейя внимательно огляделся: на теле никаких следов не было, это радует. больше не теряя времени, альберих надел собственную одежду, помыл два бокала со стола, аккуратно сложил синюю рубашку и положил ее на стул.       кейя вышел из отеля в явно не лучшем состоянии, причем это состояние было больше не физическим, а моральным. он боялся последствий, поэтому сейчас трусливо сбегал.       наверное, то же самое чувствовал дилюк, он не мог найти другого выхода, ему было страшно оставаться дома, поэтому он из него и сбежал. без всяких слов и долгих приготовлений. тогда кейя совсем не понимал намерений и мотивов дилюка, но почему-то именно сейчас он воспринял его побег не с эгоистической точки зрения, мол, кейю бросили, а с точки зрения понимающего человека.       приходить рано утром в "долю ангелов" для кого-то казалось бы глупой идеей, но не для кейи. он не хотел видеть дилюка, но утром его никогда и не бывало там; дилюк – настоящая сова, это кейя знал с раннего детства. с такими мыслями он зашёл в таверну и увидел чарльза. определенно дышать стало легче, когда его теория подтвердилась, и он лёгкой походкой подошёл к барной стойке.       – вы же ведёте список того, что у вас заказывали покупатели? – в ответ на это чарльз кивнул, открывая книгу за вчерашний день.       – вам что-то нужно? – спросил наконец-то бармен, кейя постарался составить свой вопрос корректно, но вряд ли это получилось. но суть просьбы чарльз понял, поэтому, быстро найдя "мистера дайнслейфа", он поплелся за ингредиентами. надо бы поблагодарить дилюка, он явно обучает своих работников.       – вам тут или с собой? – спросил мужчина, уже держащий бутылку наготове, чтобы перелить. чарльз обладал интуицией, которая определенно была нужна тем, кто работает с пьяными. поэтому когда кейя кивнул на бутылку, бармен несмело улыбнулся правоте своей догадки. капитан заплатил сразу, взял бутылку и попрощался. он боялся пробовать этот напиток, поэтому решил сначала пройтись, чтобы лишние мысли не лезли в голову.       так он дошел до драконьего хребта с все ещё закрытой бутылкой. терять было нечего, а на этих горах всегда было так снежно и холодно, что становилось даже уютно. когда внутри тебя такие же снега и метели, как на верхушке драконьего хребта, тот перестает казаться таким непреодолимым.       первый глоток кейя выпил по пути к верхушке. с огромным удивлением кейя понял, что вчера его и пробовал в отеле. вкус совсем немного отличался, но главные нотки того самого напитка, которым угостил его дайн, чувствовались. на душе потеплело и от алкоголя, и от дайнслейфа. он так и не смог поговорить с ним о том, кто он; откуда он знает кейю, но это было не так уж важно. альберих умел понять, есть ли у человека скрытые мотивы по отношению к чему-то, и дайнслейф явно был не таким. во всяком случае повода об этом задуматься он не дал. кейя ему верил и не хотел, чтобы эту веру растоптали, как когда-то растоптал ее дилюк.       на шипе небесной стужи уже не было никаких монстров, с тех пор как путешественник смог снова возродить это место. драконий хребет и итер давали надежду на то, что кейя сможет сделать то же самое со своей страной. кейя часто воображал, как он спасает от проклятия народ, как они радуются, и не было никаких пятисот лет заточения в шкуре монстров. это был просто дурной сон, кошмар, иллюзия.       кейя сидит на верхушке, запутываясь в свою накидку. наверху действительно холодно, но отсюда виден прекрасный мондштадт, постоялый двор, отсюда видно совершенно все, и кейя любуется тейватом, словно скоро наступит конец света. своей страной он бы тоже хотел любоваться, он бы хотел видеть и чувствовать ее характер. каэнри'ах – страна людей, страна идей и бесконечной тяги к знаниям. страна прохладного воздуха и жестокого проклятья. теперь его страна слишком прочно связана с бездной, в которой все далеко не сладко.       кейя считал, что если вселенская печаль и скоплена в определенном месте, то это отнюдь не бездна. это та самая территория, где боги собираются вместе, потому что даже они не знают, для чего им жизнь. для чего они существуют. это влияет на него самым действующим успокоительным и одновременно самым мучительным ядом.       боги тоже не знают, зачем нам все это, они ближе к нам, чем думают люди. боги тоже не знают, зачем жизнь существует на свете, и от этого хочется задать единственный вопрос: а кто тогда должен знать?       возвращается альберих в мондштадт уже вечером, благо телепорт находился рядом. после неприветливых метелей хребта, воздух города ничуть не согревал, поэтому он решил снова вернуться в таверну. там всегда по вечерам было тепло, что в самые зимние деньки, что в дождливое время.       кейя входит в таверну со скрипом входной двери и нежностью в сердце: кейя всегда любил снег, всегда он его успокаивал и защищал. сейчас же в таверне снега не было, а единственным холодным предметом являлись глаза дилюка. второй день подряд он выходил на работу, похоже, что приближается какой-то праздник. собственную шутку даже кейя не оценил, поэтому только попросил у рагнвиндра тот самый напиток дайнслейфа, а когда его дождался, уже хотел подняться наверх, но чужая ладонь сжала его запястье, не давая уйти.       – что у вас вчера было после таверны? – дилюк не говорит чужое имя, но они оба прекрасно понимают, о ком идёт речь.       кейя удивлен, он смотрит на дилюка своим васильковым глазом и даже не знает, что сказать. дилюк больше не его брат, поэтому какое ему дело до похождений капитана кавалерии? зачем он так напряжённо всматривается в уже чужое лицо, стараясь найти на нем ответы. дилюк даже отодвигает мех накидки, чтобы оценивающим взглядом пройтись по тонкой шее. никаких следов.       на самом деле у кейи два незаметных следа от дайнслейфа: отпечаток пальцев на талии, который остался там после поцелуя, а ещё бесконечный ураган эмоций от глубокого голоса и тех самых глаз.       кейе неловко, поэтому он как-то глупо отшучивается, заставляя дилюка отстраниться. кейе кажется, что это все несправедливо: так долго добиваться прощения, так трепетно добиваться признания, чтобы потом пробудить на эмоции, когда уже этого и не нужно вовсе. впервые кейя дышит спокойно, не вспоминая о своих ошибках прошлого, впервые не собирается доставать дилюка, а все это разбивается о взволнованный и немного ревностный взгляд алых глаз.       – мы только целовались, дальше не зашло, – кейя верил в ложь во спасение, но теперь, как считал альберих, соврать дилюку он не сможет никогда. дилюк хмыкает, молчит, а после отпускает руку.       если бы дилюк поделился своими эмоциями, если бы он хоть что-то сказал, хоть как-то среагировал, то все было бы намного проще, потому что кейя хотя бы мог понять, почему его это волнует. но люди в целом замалчивают о том, что происходит у них в душе: терпят, сжигают себя изнутри и молчат, молчат, молчат.       кейя не считал себя телепатом, поэтому, радостно помахав ладонью, поднялся на второй этаж. он встал возле перил и задумчиво посмотрел на дилюка. тот своих глаз не поднимал, лишь сжимал кулаки. злится.       – ты вроде тот ещё обольститель, но знаков ревности не замечаешь, – доносится до кейи тот самый спокойный голос, от которого по спине прошлись мурашки.       дайнслейф сидел в углу таверны и внимательно наблюдал за капитаном. альберих почувствовал себя неловко: сбежал утром, ничего не сказав, только помыл посуду… серьезно, кто так делает?       – не буду много говорить о твоём утреннем побеге, но скажу только одно: когда я проснулся, а тебя не было рядом, я огорчился. не столько твоему уходу, сколько отсутствию даже записки, – дайнслейф слегка нахмурился, но потом продолжил уже со спокойным лицом, – но спасибо, что помыл бокалы. это довольно-таки своеобразный признак ухаживания.       кейя подавился алкоголем, а через секунду услышал смех дайна. вчера он не слышал его смеха, но сегодня их взаимоотношения явно продвинулись, раз теперь рядом с кейей ему комфортно даже смеяться.       альберих даже не обиделся на его слова, если это поднимало настроение собеседнику, то он готов вытворять и более абсурдные вещи.       минута спокойной тишины воцарилась между ними: говорить совсем не хотелось, чувствовался тот самый уют, будто рядом с тобой близкий человек, который понимает тебя и без слов.       но спокойствию всегда приходит конец, и дайнслейф это тоже прекрасно понимал.       – всё-таки я так и ничего не рассказал о нашей стране. думаю, это не очень справедливо?