притяжение.

✧

      – как ты чувствуешь себя? – однажды спросил дайнслейф кейю, когда у них выдалась свободная минутка. всё-таки не так уж и просто заново воздвигать дворцы, свои храмы, подземелья и дома. синяки под глазами кейи были тому доказательством, и дайнслейф чувствовал вину: его долгом было защищать принца от невзгод, и он не мог справиться даже с этим.       – в каком смысле? – легко спросил кейя, давая понять, что он готов открыться дайнслейфу. от осознания этого становилось немного легче, и мужчина приподнял уголки своих губ в нерешительной улыбке.       – в мондштадте ты... выглядел веселее, – подбирал слова хранитель, – тут ты намного серьезнее и тише.       я волнуюсь так и не вырвалось у дайнслейфа.       – знаешь, чему учил меня отец? – спросил кейя, присаживаясь на кровать - это пока что было единственным местом, где можно было посидеть у них в доме. она не была такой теплой и большой, какой была кровать в гостиничном номере гете, но от нее пахло морозной свежестью кейи и крупицами хаоса, что за собой оставлял дайн. – он говорил, что никому в жизни нельзя показывать собственную слабость. но рядом с крепусом и... – он решил не упоминать о дилюке хотя бы здесь. – я почему-то чувствовал себя защищенно, словно меня поймут, если я буду бояться, если буду плакать. если покажу свои слабости. но после его гибели все изменилось.       кейя вернулся в его далёкое прошлое, что он так силился забыть. каждый раз, когда кто-то из их общих знакомых с дилюком упоминал о каких-либо событиях из того промежутка времени, он всегда видел, как дилюку больно. как он смотрел после на кейю: с презрением, с нескрываемой ненавистью в алых глазах, отчего они сжигали каждый раз что-то внутри у альбериха.       кейя никогда не смел говорить о том, как ему тоже больно вспоминать о тех днях. ему ясно дали понять, что он недостоин ни поддержки, ни даже ощущения грусти от того, что его приемный отец умер.       потихоньку отшучивание стало его личным спасением, маской, которую вечно упоминала мона при виде уже бывшего капитана кавалерии; грусть и вина никогда не уходили, даже не планировали отходить на задний план, просто юмор помог ему чувствовать себя дееспособным, цельным, органичным. он стал самой стойкой и надёжной броней кейи, но даже эту броню кейя из раз в разы складывал к ногам дилюка, не имея сил огородить себя как следует от своего персонального мучителя. он заслужил этого. если это плата за все его грехи, то он готов нести это наказание с улыбкой, светлой и чуткой, не думая о мести дилюку или жалости к себе.       кейя, кажется, всегда был верен не мондштадту, а дилюку, и, о, архонты, радуйтесь тому, что младший рагнвиндр не родился в снежной или вовсе в каэнри'ах. потому что иначе рука кейи совсем бы не дрогнула, а он никогда не сомневался в своих словах.       – мой принц... кейя... – только и говорил дайнслейф, обвивая тонкий силуэт правителя, обязуясь вечно его защищать любым способом. дайнслейфу было больно, он даже не спорил на этот счёт, из-за того, что дилюк остался в жизни кейи и, видимо, никогда больше ее не покинет. дилюк виделся кейе во многих вещах, даже если они имели к нему отношение косвенное: через ассоциации, фантазии, и кейя так сильно берег все, что напоминало ему дилюка, отчего хранитель думал, будто его проклятие перетекло в несколько другое русло.       мол, если ты, великий дайнслейф, вернул свой народ к нормальной жизни, то это не значит, что ты прощен. теперь твоим проклятием будет то, чего ты всегда боялся.       тебе придется делить свою любовь, того, кто всегда был твоим по праву, с тем, от кого ты не смог его же уберечь. и проблема была лишь в том, что именно ты не справился со своей миссией. теперь и тащи на своих плечах и наказание, и справедливость.       кажется, каэнри'ах – страна истинных грешников, чьи поступки никогда не смогут отплатить то, что их руки, сердца, разумы сотворили. даже если некоторые поступки совершили их предки.       и это их бремя они будут нести без каких-либо жалоб. ведь они его заслужили?..

✧

      возвращаясь в мондштадт, некогда близкие друзья перебросились всего лишь парой фраз, после чего кейя уже беседовал исключительно с люмин и дайнслейфом, а джинн в молчании брела до своего города в компании дилюка и итера, что постоянно ненароком оказывался около своей сестры то из-за подарка в виде ветряной астры, то из-за какого-то вопроса касательно ее личного путешествия. никто его не мог винить.       – ты уже пришла же к ответу на предложение кейи, – начал дилюк, стараясь хоть как-то подбодрить девушку. весь ее вид говорил о том, что она чувствовала себя маленьким ребенком, который провинился перед строгими взрослыми, и мужчина не мог видеть ее такой. аккуратные возрастные морщинки хоть и несильно задели лицо джинн, сейчас же они выделялись как никогда ранее.       как же много на нее навалилось, подумал дилюк, удивляясь стойкости своей подруги, понуро поглядывая на небеса. неужели селестия не против того, что сейчас происходит? неужели селестия согласна с теми, на кого архонты обрушили свой гнев? имел ли он в таком случае объективную причину?       – мы говорили с венти об этом, когда всем королевствам прислали ту самую записку, – с неохотой начала джинн, – он сразу сказал мне, что если потребуют венти за свободу мондштадта, я не должна буду и усомниться в выборе в пользу наших земель, – джинн усмехнулась. анемо архонт уже давно решил, что не имел власти там, где господствовал народ, жаждущий свободу, даже если покровителя этой самой свободы. – он всегда сражался за наши волю и независимость, и я не имею права лишать граждан их ценностей.       – и что же ты думаешь, их, – тут же кивая в сторону кейи и дайнслейфа, – истинной целью был анемо архонт? – поинтересовался дилюк, нервно вглядываясь в лицо девушки.       – думаю, что сейчас кейе нет смысла увиливать. а ты?       на этом их диалог и посчитался законченным. никто из них больше не хотел продолжать эту тему, их рана только-только начала заживать, покрываясь защитной корочкой, как ее тут же сорвали с ласковой усмешкой, словно никого такой расклад не устраивал.       у фонтана продолжали стоять все те же лица, только нигде не было видно венти. сначала дилюк испугался, что тот понял, за кем именно пришли гости из далёких земель, но кейя лишь спокойно обратился к путешественнику с одной просьбой – сходить к их месту и вернуть венти, после того, как тот успокоиться и проститься.       дилюк никогда не думал, что кейя был таким... участливым по отношению к путешественнику. дилюк понял, что хоть он и считал себя более близким другом итеру, это всегда было не так. он был и все ещё остается эгоистом, не замечая многих вещей, от этого становилось стыдно.       дилюк заставил себя прекратить об этом думать, как только итер скрылся за воротами каменных стен. он не удивился лишь тому, что итер послушался кейю, показывая, какую сторону он решил занять на данный момент. и хоть рагнвиндр видел тень сомнения в глазах путешественника, он понимал, что венти и альбедо помогут ему окончательно принять решение. он тут ничем не поможет.       эти полчаса прошли нервозно, кажется, только для защитников мондштадта, даже не смотря на их уверенность в венти. кейя же все это время что-то обсуждал с люмин, как когда-то тот обсуждал дежурные вопросы с рыцарями. на губах теплилась отеческая улыбка, иногда он отпускал шутки, иногда руку на макушку девочки, что с неискренним раздражением ее стягивала с себя. о чем они говорили? обсуждали ли они свои дальнейшие планы по захвату архонтов, обсуждали ли они свое возвращение домой после сегодняшней победы? или они болтали о том, чем они будут ужинать? он не смел подслушивать разговоры кейи. сейчас он уже не имел этого права, внутри все протестовало только от одной мысли приблизиться к кейе.       венти пришел с сесилиями в передних прядах, сплетённых в косички, и с небывалой решимостью в бирюзовых глазах. среди воинов только он выглядел уверенно, внутри него словно только сейчас вспыхнула сила, что ждала этого момента многие годы. он с сожалением улыбнулся итеру, погладив по щеке, одними губами попросив прощения.       венти извинялся за ложь, извинялся за содеянное. венти давно признал ошибки, и дилюк заметил, как в глазах кейи появилась искра надежды на что-то, чего пока что сам дилюк не мог понять. смерч, подошедший за это время уже к крепости города, по щелчку пальца кейи превратился в блестящую пыль и скопления звёзд, что тут же устремились вверх, в небеса, озаряя приближающуюся ночь своим сиянием. блеск пыльцы закружился в потоках ветра, разлетаясь по уголкам мондштадта, словно на город падал снег, так полюбившийся кейе.       – и как такая неописуемая красота на небе способна быть ложной? – риторически спросил кейя, вглядываясь с презрением и воодушевлением наверх, где последние остатки звезд занимали свои места, а после прошел мимо дилюка, чтобы направиться к механизму, что верно ожидал его возле города, но не настолько близко, чтобы сводить с ума горожан от волнения.       дилюк широко распахнул глаза, оборачиваясь на дайнслейфа. тот удовлетворённо хмыкнул и кивнул в ответ на догадку мужчины.       кейя даже не думал подвергать мондштадт опасности. все это время он только делал вид...       – у моего правителя более узкая цель, чем разрушение мира, – перебил сумбурный поток мыслей дилюка хранитель. – он не планирует допускать ошибок прежних правителей. и я понимаю, почему никто из присутствующих об этом не подумал, но я не понимаю, почему ты осознал это только сейчас, – дайнслейф видел, как дилюк смотрел на кейю, он сразу смог увидеть в алых глазах то, что не скрывалось и в его собственных глазах, когда они обращались на его величество.       дилюк не нашел, что он мог на это сказать, поэтому молча пронаблюдав за тем, как рыцарь в темных доспехах в последний раз оглядел всех присутствующих, положил руку на плечо венти, и уже они вместе отправились к культиватору, где все это время их ожидал альбедо. чем-то они с кейей были похожи – тот навсегда ушел так же, как и их алхимик. без каких-либо объяснений, словно с равнодушием. но теперь, когда дилюк увидел, как взволнованно альберих оглядывал мондштадт после долгих лет разлуки, рагнвиндр надеялся, что и у искусственно созданного человека внутри было что-то подобное.       итер, как это и предвидел мужчина, поспешил за люмин, даже не оборачиваясь назад. дилюк посчитал, что это было справедливым по отношению к ним. они никогда не старались достаточно, чтобы найти его сестру. разве какие-то жалкие листовки около таверны да на крышах домов могли бы хоть как-то помочь ему? или пытались ли они хоть однажды поинтересоваться у итера его самочувствием, не сдаваясь после его сдавленного "все в порядке". они ведь знали, что этот мальчишка никогда не простил бы себя, если бы рассказал, что на самом деле у него в душе.       кейя собрал вокруг себя слишком похожих на него людей, и дилюк, замечая это, не чувствовал никакого облегчения из-за его хорошей компании или горечи из-за того, что кейя вернулся туда, откуда пришел, чего он так боялся в детстве. дилюк все еще помнит, как маленький и совсем тонкий мальчик, чей васильковый глаз уже тогда заставлял сердце маленького рагнвиндра делать кульбит, со слезами на глазах приходил к нему под покровительством холодной ночи, умоляя пустить его к себе. потому что ему вечно в кошмарах приходил взгляд отца, полный ненависти и надежды. потому что во снах он вечно видел трупы своих поданных, видел обрушившиеся здания.       потому что к нему во сне всегда приходил светловолосый юноша в черных одеяниях, называющий кейю принцем, а себя – вечным хранителем сокровища каэнри'ах. тогда альберих совсем не понимал, о каком сокровище говорил дайнслейф (он и имени его тогда не знал), лежал на кровати дилюка и рассуждал о том, где же могло находиться это место с сокровищами и как им вдвоем, таким маленьким, но уже бесстрашным, победить этого длинного мужчину. дилюк любил с ним тогда мечтать.       кейя исчез в очередной раз, и дилюк подумал, что это нечестно: он альбериха бросил только один раз, а тот делает это из раза в раз без какого-либо сожаления. дилюк решил, что не будет напоминать самому себе о том, как множество раз прогонял его с винокурни, из таверны, отовсюду, откуда только мог. он решил не напоминать себе об этом, потому что никогда об этом и не забывал.       и когда он вернулся домой, где его уже никогда больше не встретит аделаида (годы всегда берут свое), он подал свою шубу новенькой служанке, чьи щеки вечно краснели, стоило дилюку только взглянуть на нее, из наружного кармана выпал маленький клочок бумаги.       – странно, – прокомментировал ситуацию рагнвиндр, улыбаясь девушке, что сразу убежала, как только она повесила верхнюю одежду господина на крючок. поднимая аккуратно сложенную записку, дилюк сразу увидел небрежно нарисованную снежинку в правом уголке. это была их с кейей особенность, взятая из детства: они никогда не подписывали свои письма полными именами, лишь рисовали свои символы.       снежинкой кейя подписывался с самого детства, а дилюк всегда рисовал что-то, похожее на огонь. рисовать он не умел да и страсти к этому хобби не питал.       бумага в руках мужчины за одно мгновение заледенела, ощущаясь тонкой пластинкой льда, то ли это нервы сдают у дилюка, то ли лист бумаги все еще помнил самого кейю.       строчки были написаны явно в спешке и на весу. пляшущие и слегка закругленные буквы заставили дилюка невольно улыбнуться, напоминая об их шпионских играх. улыбка спала только, когда мужчина понял смысл письма.       пожалуйста, будь осторожен. враги находятся ближе, чем ты подозреваешь.       и, наверное, об этой записке дилюк спокойно бы забыл, продолжая жить дальше, только не слушая вечных баллад барда у дверей в таверну. однако опять у судьбы были свои планы, ведь через несколько недель к нему на работу ворвался тарталья с единственным вопросом, что его искренне волновал.       – ты не видел итера в последнее время?