🎭 𝐽𝑢𝑠𝑡 𝑎 𝑔𝑎𝑚𝑒 🎭

Мои веки медленно открываются. В глаза бьёт резкий свет, я хочу зажмуриться и закрыть лицо руками, но не могу пошевелиться, руки привязаны к стулу на котором я сижу так крепко, что когда я шевелюсь, веревки сильно впиваются в кожу и я издаю максимально тихий, измученный вздох. Прямо передо мной, на полу, стоит настольная лампа, она включена и ее свет направлен прямо мне в лицо. Плотные шторы сзади закрыты, думаю, ещё ночь. В помещение, в котором я нахожусь тихо, я тут, кажется, одна, хотя я не могу избавиться от ощущения, что за мной смотрят. Я пытаюсь пошевелить ногами — бесполезно. Я намертво привязана к стулу, у меня всё затекло, во рту дико пересохло, а голова, кажется, весит целую тонну. Мне приходится преодолеть боль в голове и сильно тряхнуть ей, чтобы хоть немного ограничить доступ света к глазам. Резкое движение отдается сумасшедшей болью и меня едва не выворачивает наизнанку. Мне так сильно хочется плакать, я не понимаю, зачем я тут и кто меня похитил, ясно одно, все эти записки и звонки были не просто так. Моё предчувствие меня не обманывало, а сейчас я в опасности и непонятно, удастся ли мне выбраться отсюда живой. Так, нужно взять себя в руки, если я сейчас разревусь, потеряю остаток разума, а это чревато последствиями. Успокойся, Нургюль, ты сейчас на все сто отвечаешь за свою жизнь, тебе нужно просто осмотреться, ты обязательно найдёшь способ выбраться, всегда находила, этот раз — не исключение. Я медленно поворачиваю голову вправо, фокусирую взгляд, что даётся с огромным трудом, я снова ощущаю тошноту. Прямо рядом со стулом, обычный письменный стол, на нём дикий бардак, куча бумаг и каких-то невообразимых рисунков. Я пытаюсь найти что-то острое, чтобы перерезать веревки, но ничего, кроме тонкой ручки на другом конце стола, я не вижу. Не вариант, ладно, посмотрим, что тут ещё есть. Я поднимаю взгляд выше, на стену и у меня открывается рот, потому что на стене висят десятки моих фотографий. И не то, чтобы меня сфотографировали в один день, нет, тут фотографии с абсолютно разных периодов, самая первая очень старая, я там можно сказать, маленькая, мне лет семнадцать, дальше уже старше. Меня выслеживали месяца два… — Боже мой, — шепчу я, пересохшими губами. Мне страшно, мне просто безумно страшно, у меня ощущение, что уже сейчас кто-то схватился мне за горло и душит. Я не могу успокоиться. Два месяца, это же ненормально, кому я нужна, для чего? А если меня убьют? Я так многого не сделала, я же натворила кучу ошибок…я же… Боже. Паника всё же овладевает мной, я судорожно оглядываю комнату, уже не обращая внимания на тошноту, а затем, решаю посмотреть за лампой, что не прекращает светить, я группируюсь и прыгаю вместе со стулом еще и еще, к этому злосчастному свету, чтобы постараться или уронить ее или выключить, а в идеале, использовать в своих целях. — Забавно смотреть, как ты бьёшься, словно попугайчик в клетке за последние минуты своей жизни, Нургюль, — я слышу голос, я узнаю его, это второй мужчина, что держал меня сзади. Он знает моё имя. Конечно, он следил два месяца. У меня замирает сердце. Я останавливаюсь, буквально не дышу, я не вижу человека, который находится за лампой, это нервирует меня еще больше, но я нахожу в себе силы надеть абсолютно спокойную маску на своё лицо. Если он говорит, что мне осталось жить всего ничего, я умру красиво, но я буду бороться до самого конца, я сама себе клянусь. — Кто ты? — спрашиваю я, находя в себе силы быть жёсткой с человеком, который держит меня привязанной к стулу. — Ты не узнала меня, сладкая? — комнату пронзает, отражающаяся чудовищным эхом усмешка. Мы знакомы? Я ничего не понимаю, я стараюсь разглядеть хоть силуэт мужчины, но я не в состоянии, я ничего не вижу. Это мучает и пугает меня до чёртиков. — Я люблю быть главным, — тихо говорит он, а затем, я слышу скрип какой-то старой мебели, дивана или кресла. Свет выключается, я закрываю глаза, а затем, резко распахиваю снова, темнота густая и после света я так сразу не могу привыкнуть. Затем, свет включается снова, глаза обжигает болью, я сильно жмурюсь, ойкнув и прикусив нижнюю губу так сильно, что она начинает кровоточить. Он повторяет это ещё три раза. Включает и выключает свет, мучая мои глаза, я терплю и не издаю ни звука. Я стараюсь не смотреть, но потом всё равно что-то щёлкает внутри и я, надеясь, что пыток больше не будет, открываю глаза. Мыслей в голове ноль. Мне просто больно. Руки и ноги, позвоночник, глаза, голова, всё тело ломит… Лампа выключена, я открываю глаза, щёлкает выключатель и загорается люстра на потолке. Я достаточно быстро привыкаю к свету и, наконец, могу спокойно посмотреть на человека, который держит меня тут. Когда наши взгляды встречаются, я перестаю дышать. Я забыла его, словно страшный сон, не вспоминала всё это время. Он изменился, такое ощущение, что постарел лет на десять-пятнадцать, хотя я не видела его около года, его голос изменился, даже взгляд стал другим, он стал…безразличным. Сейчас он…страшный, не в том смысле, что некрасивый, он страшный, как чудовище, я не знаю, как описать его сейчас. Я боюсь его, я не верю, что он тут. Он убьёт меня. Убьёт. — Ты не должен быть тут, — шепчу я, смотря на него, словно на призрака. — Но я тут, и ты тут. Мы тут, Нургюль. Вдвоём, — он доволен собой, его голос звучит устрашающе и он, будто, везде, даже внутри моей головы. Я схожу с ума. Этого просто не может быть, я не желаю в это верить. Какое-то детское желание верить в то, что это просто сон живёт внутри меня, но я понимаю, что это всего лишь обман, иллюзия, защитная реакция. Всё это сейчас происходит со мной. Призрак из прошлого нагнал меня. И на этот раз просто так мне не отделаться.

***

— Идёт, Исмаил идёт! — одна за другой, эта новость передаётся шепотками по толпе, которая затаив дыхание ждёт одного из самых популярных гонщиков и его главного соперника, сегодня обещает быть жарко… Господин Демирджи идёт недалеко от ограды, которую поставили специально, чтобы толпа девчонок не утащила красавца раньше времени. Он не смотрит на своих болельщиков, руки его убраны в карманы, походка расслабленная и одновременно с этим очень уверенная. Толпа встречает его шквалом громких аплодисментов, на губах парня появляется улыбка. — Догу следом, — снова проносится по толпе. Второй молодой человек появляется сразу, пару раз он машет своим болельщикам, которые в ответ громко кричат и хлопают, парень, улыбнувшись, кивает им головой в знак благодарности и идёт к своей машине и сопернику, которые ждут его у старта. Парни пожимают друг другу руки, нарочно с необыкновенной силой, при этом яростно взглянув друг на друга. Последняя. Решающая битва их долгой войны. Сегодня всё для них решится. Парни спокойно садятся за руль своих любимых машин. Исмаил, выдохнув, касается руля и проводит по нему. — Ну что, малышка, порвём его? Конечно, порвём. Демирджи аккуратно поворачивает ключ зажигания и машина заводится. Пауза раздражает Исмаила, он не любит мучительные, драматические моменты, когда всё замирает, это действует парню на нервы. Он поворачивает голову к сопернику, затем, в толпу кричащих зрителей, к тому времени, даётся сигнал старта. Демирджи резко, не жалея машину, выжимает педаль газа и дёргается с места, уходя вперёд затем, резко крутанув руль влево, буквально сталкивается со своим противником. Движение автомобиля становится плавным, Исмаил, не сбавляя скорости, осматривает обстановку. Машины снова на одном уровне, скорость сумасшедшая, такая, что закладывает уши, Исмаил ловко, держа руль одной рукой, второй нажимает на магнитолу и включается громкая музыка. Догу смотрит на Исмаила, лицо его сосредоточенное и хмурое, Исмаил видит, как соперник выжимает педаль газа и его машина оказывается слегка впереди. — Зря ты так, — усмехается Демирджи и наоборот, сбрасывает скорость. Исмаил спокойно считает до пяти, за это время Догу доезжает до крутого трассового поворота, на такой огромной скорости спокойно вписаться в него — просто нереально и молодой человек, не справившись с управлением, врезается правым боком в бетонную стену, машина всё никак не останавливается, хотя скорость сбавляется, искры летят во все стороны, резина с противным звуком скользит по асфальту. Исмаил, тем временем, сбавив скорость всего лишь до девяносто километров в час, спокойно проезжает опасное место, объехав искрящуюся машину, водитель которой впал в полнейшую панику и не может выровнять руль, второй автомобиль, буквально, мотает из стороны в сторону. Исмаил снова выжимает педаль газа, преодолевает менее крутой поворот и спокойно подпевая Николь Шейзингер, выезжает на финишную прямую, его соперник затерялся где-то сзади и Демирджи решил немного его подождать, дабы посильнее накалить обстановку, он уже видит финишную прямую и готов пересечь красную ленту, чтобы раз и навсегда доказать своё первенство. Догу, увидев остановившегося Демирджи, наконец, выровняв управление машиной и стараясь не думать о том, какие деньги ему придётся потратить на ремонт любимого автомобиля, снова старается нагнать противника и ему почти удаётся, надежда искрится у него в груди, но как только он доезжает до Исмаила, Демирджи резко срывается с места и сделав ловкий манёвр, подрезая отчаявшегося Догу, финиширует первым. Когда молодой человек с довольной улыбкой выходит из машины, до него доносится громкий голос комментатора из микрофона, который под ор толпы и громкие аплодисменты рассказывает историю конкуренции Догу и Исмаила с самого начала. Исмаил машет и подбадривает толпу, вызывая еще более громкий шум, вскоре, выходит и Догу, они вынуждены снова пожать друг другу руки. — Даже не поздравишь с победой, парень? — издевается Демирджи, улыбаясь, словно Чеширский кот. — Иди к чёрту, Демирджи, — сжимая зубы, говорит Догу, отходя подальше от своего соперника. — Поздравляю, Исмаил, — судья подходит к брюнету и пожимает ему руку. — Наш победитель, Исмаил Демирджи, — кричит он в микрофон и снова дикий шум. Парень машет всем рукой, его сердце всё же бешено колотится от ненормальной, затуманивающей разум скорости и адреналина. — Громче, громче!

***

— Поздравляю, друг, — Левент крепко обнимает Исмаила, Демирджи в ответ, обнимает его тоже. — Я кричал громче всех, теперь хочу выпить и отметить, как следует конец ваших стычек с Догу. — Спасибо, Йылмаз, — усмехается Демирджи, пожимая его руку. — Какой тебе пить, у тебя заезд завтра! — Думаешь, не выиграю? — Если будем пить по-нашему, ты тупо не встанешь. — Поспорим? — Левент протягивает ему руку и Исмаил почти пожимает её, но во время в голове у него что-то щёлкает. — Что такое? — хмурится Йылмаз. У Исмаила в мыслях огромным вихрем прокручивается сегодняшнее утро, то, как он набирал Нур, как остался полностью проигнорированным и сегодня она не пришла, хотя и обещала во время их прогулки. — Слушай, я так дико устал, у меня даже кости ломит, встретимся завтра, после твоей победы и отметим, — быстро говорит Демирджи и снова пожав руку своему другу, оставляя его в полном недоумении, бежит к своей машине, попутно набирая Нур снова. — Да что с тобой такое? — обреченно спрашивает Левент, по-прежнему хмурясь. — Влюбился, что ли… Без ответа. Звонок за звонком, длинные гудки и ни намёка на её голос. Исмаил уже на полпути к её дому. Нехорошее предчувствие одолевает его. Игры играми, а на гонки Нур пришла бы. Уже у двери в её квартиру, Демирджи теряет терпение, он сильно колотит в дверь и неустанно нажимает на звонок, его кулак уже красный от бессмысленных попыток выломать железную дверь и пробиться внутрь. — Ешилчай, открывай, пожалуйста, — сквозь зубы говорит Исмаил. — Чего ты долбишься? — голос сзади даже пугает его, парень оборачивается на старушку, соседку Нургюль напротив. — Дверь же сломаешь силищей своей, — бурчит женщина лет семидесяти, Исмаил вспоминает, что Нур говорила о том, что она любит вызывать полицию. — Нет ее дома. — Как нет? — Так нет, второй день уже. Уехала, наверное. — Нет, не могла уехать, — хмурится Исмаил, перестав пинать дверь. — Она точно не появлялась дома? — Да точно, точно. Слежу я за нашей красавицей, не было ее. — Спасибо… — словно в тумане, парень быстро покидает площадку и перепрыгивая через несколько ступеней, спускается вниз. — Вот дурной, — бабушка качает головой и махнув рукой, заходит к себе. Исмаил, тем временем, набирает номер мамы Нургюль. — Госпожа Ешилчай, это Исмаил, — говорит он, а затем, выслушивает ее приветственную и сладко довольную речь. — Нур не у вас? — Нет, она уже давно не звонила, а что, вы поссорились? — Да, немного повздорили, — врёт Исмаил, останавливаясь в подъезде, чтобы попытаться сложить все пазлы в единую картинку. — Возможно, она у Ханде, хотя нет, я видела ее маму недавно, Ханде уехала во Францию и вернётся только к концу недели. Исмаил, где моя дочь? — Я вспомнил, — сочиняет парень на ходу, чтобы не волновать маму девушки. — Я знаю, где она, госпожа Ешилчай. Уже еду туда с цветами, простите, что побеспокоил. Парень быстро сбрасывает вызов, а затем, резко ударяет кулаком в стену, не сдержав эмоции и бесконечную злость. — Где же ты? Вдруг, взгляд Исмаила падает на пол, в углу, никем не тронутая, лежит цепочка, которую он выиграл для Нургюль в день, когда они виделись в последний раз. Демирджи медленно, словно в тумане, поднимает украшение и сжав его в ладони, качает головой. Всё складывается само. Угрозы, звонки, а затем, она пропадает безвести, а её украшение лежит в подъезде, застёжка его порвана. Исмаил, вдруг понимает, что если бы проводил её до квартиры, она была бы рядом с ним сейчас. В горле парня резко пересыхает, а сердце пропускает удар. Он достаёт телефон и набирает номер, который знает наизусть. — Что такое, Исмаил? — интересуется мужской голос. — У меня проблемы. Поможешь? — его голос срывается, он старается не думать о том, что сейчас с ней, в каком она состоянии. Ему еще никогда не было так страшно. — Конечно. Приезжай.

***

Я молчу, рассматривая его лицо внимательным взглядом. Он был таким красивым когда-то. Аристократическое лицо, глубочайшие карие глаза, тёмные мягкие волосы, атлетическое тело, глубокий голос, доводящий до дрожи и прекрасные манеры, сводящие с ума. Сейчас на его лице залегли глубокие морщины, кожа побледнела и под глазами у него круги. Он похудел не менее, чем на десять килограмм и кожа буквально свисает с костей. Карие глаза посветлели и стали блёклыми, а волосы начали седеть. Нос щиплет, но я сдерживаю слёзы, впиваясь собственными ногтями в кожу. — Почему ты молчишь, сладкая? — даже его голос поменялся, тембр стал грубее и теперь режет уши, доводя до панического страха. Я ничего не отвечаю, продолжая смотреть на него безразличным взглядом, хотя внутри у меня всё снова и снова переворачивается. — Наверное, непривычно видеть меня таким, да? — сладко интересуется он, медленно расхаживая из стороны в сторону прямо передо мной. — Посмотри, как людей губят психотропные вещества, которые дают в клиниках. Он резко останавливается и нагибается ко мне, я машинально отстраняюсь назад, вжимаясь в спинку стула и отворачиваю голову, чтобы не смотреть на него с такого близкого расстояния, но своей большой ладонью он берёт меня за подбородок и с силой сжимает, заставляя смотреть в свои блеклые глаза, резко развернув мою голову обратно. — Всё это сделала со мной ты. — Я не хотела, Волкан, — шепчу я, не в силах двигать челюстью из-за его крепкой хватки. Мне так больно, что кажется, он сейчас сломает меня. Его глаза загораются сумасшедшим огоньком, я едва не вскрикиваю от страха, в его взгляде я чётко вижу картинку своей смерти. — Молчи, тварь, — он толкает меня назад и я едва не падаю на пол вместе со стулом. — Молчи, говорю я. Ты будешь говорить тогда, когда я дам тебе слово, поняла? — кричит он и из его рта вылетает слюна, я не могу говорить, хоть слово и я зарыдаю от страха. Я чувствую, как всё моё тело сковывает льдом и внутри всё болезненно сжимается. — Понятно? — он резко хватает меня за горло, сжимая с такой силой, что любое поступление кислорода прекращается и я начинаю задыхаться. Голова сжимается и мысли никак не циркулируют, я просто смотрю в его сумасшедшие глаза, пытаясь хоть как-то вырваться. Дёргаюсь чисто рефлекторно, но ничего не выходит. — Понятно? — снова спрашивает он, и его голос эхом раздаётся в моей голове. — Да, — выдавливаю я каким-то непонятным способом, и он резко отпускает меня, отходя на пару шагов и поворачиваясь ко мне спиной. Согнувшись пополам, я жадно вдыхаю спёртый воздух, из груди рвётся бесконечный кашель, глаза слезятся то ли от боли, то ли от недостатка кислорода, то ли от страха. Волосы лезут мне в глаза и в рот, а я всё кашляю, стараясь восстановить дыхание и нормальную работу мозга. — Ты сломала мне жизнь, — его голос со звоном «ударяет» меня по голове. Я выпрямляюсь и пронзаю его взглядом, но толком не могу сфокусироваться на нём. — Ты не представляешь, как сильно мучили меня в клинике, пока ты строила карьеру, училась и ломала жизни других людей, Ешилчай, — продолжает он, не оборачиваясь на меня. — Как тебя саму от себя не тошнит? Я не отвечаю. Я не виновата в том, что он попал в психушку. Мне было приятно его внимание, я была маленькая и не понимала, что могу навредить ему каким-то лёгким флиртом и надеждой. Тогда я только начала танцевать в клубе, на меня осыпалось столько мужского внимания, сколько я не получала за всю жизнь и это вскружило мне голову. Да, я играла с ним, но он был на много старше и умнее меня, он сам играл со мной. Никто и не подозревал, что всё так закончится. Я сожалею, но я не виновата. — Говори, — предупреждающе говорит он, сжимая кулаки. — А как тебя от себя не тошнит? — срывается с моих губ. — Ты чуть не изнасиловал меня, мне едва стукнуло восемнадцать, а сейчас ты винишь меня в том, что оказался невменяемым? Ты всегда винил в своих грехах других людей. Посмотри правде в глаза, твоя жена ушла от тебя, потому что ты позволял себе засматриваться на других, а не потому, что предпочла тебе богатого придурка. Твой сын не желает видеть тебя, потому что тебе всегда было на него наплевать, ты оказался в клинике, потому что довёл себя наркотиками и алкоголем! Ты сам сгубил свою жизнь. Я говорю и не контролирую, что говорю. Так разговаривать с человеком, который подвергался воздействую сильных препаратов, да и в принципе, с неустойчивой психикой — верх глупости. Но тем не менее, пока я говорю с ним, он меня не убивает, а значит, есть хоть какой-то шанс выжить. Я едва не плачу. Всё навалилось на меня таким огромным комом, что невозможно справиться. Я никогда не видела его жену и сына, а вернее, пасынка, никогда не слышала их имен, но он рассказывал мне всё, что происходило в его жизни, я слушала, кивала, но делала выводы. Я не могла влюбиться в человека, который прекрасен лишь внешне, я перестала видеться с ним, когда поняла, какой он, а потом он сделал попытку взять меня силой. Тогда меня спас Мурат, он ударил его сзади бутылкой какого-то коньяка, приехала полиция, его арестовали, а затем, сделав нужные тесты, признали невменяемым и в смирительной рубашке увезли в клинику. В суде он кричал, что найдёт меня и убьёт. Но он не должен был покидать стены клиники, как особо агрессивный. — Знаешь, — на удивление спокойно говорит он, медленно оборачиваясь на меня и смотря сверху вниз. — Я бы не был на твоём месте таким смелым. Я еле заметно вздрагиваю. — Чтобы выбраться из клиники я убил троих человек, — с каждым его словом у меня внутри всё сжимается сильнее и сильнее, а по телу начинает проходить дрожь. — Двоих охранников и медсестру, которая на протяжении всего этого времени искренне хотела помочь. Считай, что они погибли из-за тебя, сладкая, потому что это всё ради тебя, — ровным, ничего не выражающим тоном, продолжает он. — Меня ищет полиция и на этот раз моё наказание будет очень суровым. На его лице появляется настоящий звериный оскал. Я, что есть силы, вжимаюсь в стул, в голове у меня картинки мёртвых людей и он, весь в крови и с этим сумасшедшим взглядом. — В любом случае, мне уже не страшно убивать тебя, — он пожимает плечами. — К тому же, твоя смерть стала смыслом моей жизни, — он, словно зверь, идёт ко мне и опираясь руками на ручки стула, нагибается к моему лицу. Я задерживаю дыхание, стараясь унять дрожь и не показывать ему своего страха, но бесполезно, он чувствует его. — Сначала я хотел просто прикончить тебя, но потом подумал, что это слишком просто. Давай сыграем в последний раз, Нургюль. На этот раз правила устанавливаю я. Я впервые за долгое время чувствую себя загнанной в клетку. Руки сильно натерло веревками, я не могу толком пошевелиться и сделать хоть что-то. Мне кажется, я уже умираю. Я не могу ничего поделать. Мне страшно и больно. «Я не хочу умирать» — единственная мысль, которая крутится сейчас в моей голове. — Я думаю, ты не против, хотя…какая разница, — равнодушно говорит он, а затем, берёт с дальнего края стола, до которого спокойно дотягивается рукой, шприц с какой-то жидкостью внутри. -Точно не знаю, зачем это применяют, но это как-то влияет на сознание и в больших дозах превращает тебя в бесчувственный овощ. Его слова доносятся до меня словно я нахожусь за какой-то пеленой, но осознав, что он собирается делать, моя голова, вдруг, светлеет, а тело отходит от шока. — Не надо, Волкан, пожалуйста, умоляю! — я изо всех сил стараюсь вырвать руки, верёвки ещё сильнее врезаются в кожу, но я не реагирую, протирая кожу до мяса, я брыкаюсь, как могу, а он неумолимо подносит ко мне острую иглу. — Не дёргайся, будет ещё больнее, — сладко шепчет он, от моей агонии его глаза загораются ещё ярче. Я кричу, что есть силы, извиваюсь, словно змея, не позволяя ему даже найти место для укола. — Сука, — кричит он, а затем, свободной рукой так сильно ударяет меня, что я на несколько секунд теряю ориентацию в пространстве. Перед глазами всё плывёт и я отхожу от резкого, обжигающего удара лишь тогда, когда толстая игла впивается в мою кожу, будто, разрывая меня изнутри и холодная жидкость оказывается в крови. Мгновенно, моё горло сжимает холодным наркозом, а в лоб, будто, ударяет снаряд. С губ срывается хриплый стон, перед глазами всё расплывается, но я отчетливо вижу его улыбку. И он цитирует «Ромео и Джульетта». «Прощайте. Свидимся ль опять, Бог весть. Мне страшно. Дрожь ознобная и слабость. Верну их, с ними будет легче мне.» Кусочек монолога Джульетты перед тем, как она приняла напиток, который помог имитировать её смерть. Я отключаюсь, теряясь в тёмных коридорах своего сознания. Я вижу то, что не должна видеть, вспоминаю то, чего не должна вспоминать. И всё это время мне кажется, что меня снова и снова беспощадно душат.

***

Машина на полной скорости несётся по ровной дороге, на спидометре далеко за сто, но Исмаил ещё сильнее вжимает педаль газа в пол, ему нельзя терять ни секунды. Он едет в дом, дорогу куда уже выучил наизусть. Намик — его единственная надежда сейчас. Работодатель вполне может быть и хорошим другом. Лязг шин по асфальту раздаётся на весь район, Исмаил оставляет чёрный след на асфальте рядом с высоким забором, за который на машине нельзя. Быстрыми и чёткими движениями, Демирджи проделывает привычные операции и уже через тридцать секунд стоит у огромной калитки, звоня в звонок. — Кто это? — интересуется один охранник у другого, посмотрев на изображение с камеры на экране в просторной комнате. — Один петух, — фыркает второй и соединяется с Намиком. — К Вам Исмаил Демирджи. Впустить? — пряча недовольный тон, спрашивает он у своего начальника. — Да, — ни слова больше. Связь прервана. Второй охранник закатывает глаза и оставляя своего нового напарника, идёт ко входу в шикарный двор, дабы обыскать приехавшего молодого человека. — Всё так же на побегушках, Демирджи? — открывая дверь и проходясь по карманам Исмаила, едко интересуется коренастый блондин. — Кто бы говорил, домашний пёсик, — так же отвечает Демирджи, снимая с глаз непроницаемые чёрные очки и подмигнув Толге. Никакого обеспокоенного выражения лица. Маска безразличия и усмешка. — Напомни мне дать тебе двадцатку на чай, когда я буду уходить, — толкнув его плечом, Исмаил следует ко входу в дом, а Толга остаётся у входа, закрывая ворота и мысленно убивая старого конкурента. Бегло поднявшись по лестнице и опустив ручку двери, парень заходит в огромный дом, где его встречает уже дворецкий. — Господин Авджи ждёт Вас в своём кабинете. — Можешь не провожать, я знаю дорогу, — не посчитав нужным передвигаться по изученному дому, Исмаил быстро идёт по длинным коридорам, преодолевает два лестничных пролёта огромного особняка и оказавшись на третьем этаже, без стука входит в третью дверь справа. Он уже не обращает внимания на многочисленные картины на стенах, на шикарный чёрно-белый интерьер и даже на оценивающий взгляд мужчины за тридцать. — Привет, — быстро здоровается Исмаил, они пожимают друг другу руки через массивный дубовый стол. — Намик, срочно нужна твоя помощь. — Я это уже понял, что тебе нужно, друг? — сложив руки в замок, но оставаясь полностью расслабленным, откинувшись на спинку своего огромного кресла, говорит Намик. Исмаил буквально падает в кресло напротив и пронзает брюнета взглядом своих больших карих глаз. — Пробей Нургюль Ешилчай по всем своим каналам, пожалуйста. — Всё-таки решил проверить свою новую подружку на вшивость? — усмехается Намик, его улыбка напоминает улыбку хитрого кота. — Это не смешно. Она пропала, мне нужен список людей, которые могут желать ей плохого. Срочно, Намик. Исмаил говорит сквозь зубы и сильно сжав кулаки. Улыбка пропадает с лица Намика. Теперь на его лице обеспокоенное недовольство. — Она становится твоей слабостью. Это плохо, Исмаил. — Давай поговорим о моих слабостях, когда ты поможешь мне и я найду её, хорошо? Намик не отвечает. Он берёт телефон и набирает какой-то номер. — Нургюль Ешилчай, — говорит он, не здороваясь с человеком на том конце провода. — Всё, что найдёшь. Быстро. Он кладёт трубку и снова смотрит на Исмаила. — Я говорил, что за ней нужно было следить изначально. — Не капай на мозги, — отвечает Исмаил. — Она мне нравится и этим всё сказано. — Она может помешать работе. — Она ни разу со времени нашего знакомства мне не помешала. — Со временем люди становятся любопытнее. — Со временем вообще многое меняется, — говорит Исмаил, не показывая, что начинает закипать. — О чём ты? — Ни о чём. К слову пришлось, — Демирджи отворачивается, показывая, что говорить больше не намерен. — Женщины — губительные создания. Помни об этом, Исмаил, — Намик начинает разминать свои пальцы. — Приму к сведению. Уже через пятнадцать минут дворецкий приносит какие-то бумаги и отдает их Намику, а затем, быстро удаляется. Мужчина передаёт их Исмаилу и мельком изучает полное досье на Нургюль. Начиная с информации о родителях, номера школы и заканчивая списком мест работы и… — Твою мать, — Исмаил, слегка прищурившись, вчитывается в строчки, которые буквально расплываются перед глазами. — Что такое? — В возрасте восемнадцати лет была задействована в громком деле, как пострадавшая, — севшим голосом читает Исмаил, чтобы хоть как-то осознать то, что он уже три раза прочитал про себя. — Была совершена попытка изнасилования Волканом Дикменом, который в свою очередь был отправлен в клинику по причине острой невменяемости. Совершил побег два месяца назад, убив двоих охранников и медсестру лезвием, а так же украв около пяти наименований психотропных препаратов. Исмаил поднимает взгляд на Намика, который в свою очередь, приоткрыв рот, сидит напротив него. — Спокойно, Демирджи, — почувствовав, что Исмаил теряет контроль над собой, говорит Намик. — Мы её, найдем. Я тебе помогу.