Обмани меня (Обманись мной)

Это было больно. Желудок будто сошел с ума и решил переварить сам себя. Лёша поморщился. Он только сейчас начал замечать неприятные симптомы. Привкус во рту, отдающий горечью, запах, а также холод и в то же самое время, активное потоотделение. Юноша буквально чувствовал противные капельки стекающие по спине. С трудом разлепив глаза, Лёша сел. В глазах сверкнула молния и юноше пришлось закрыть их. Головная боль сжимала в тиски, не давала трезво соображать. Но тут Лёша почувствовал чужие руки. Хотел было дернуться, но ему не дала это сделать острая боль. —Тише, не дергайся. У тебя капельница. —Ч-то... Лёша чуть успокоился, голос принадлежал Кириллу. Но как он здесь оказался? Леша точно помнил, как шёл в давно заброшенное здание, где иногда ловил кайф в окружении знакомых. Друзьями этих людей было назвать трудно, скорее, даже невозможно. Просто людям свойственно держаться ближе к тем, кто соответствует их статусу. Кирилл сел рядом, самодовольно улыбался, приобнял Лёшу, позволяя ему расслабиться и положить голову на чужое плечо. Любое действие доставляло массу дискомфорта. Тело бунтовало против Лёши, оно будто наказывало его за произошедшее. И наказание было суровым. Юноша чувствовал, что не может согнуть даже пальцы, не говоря уже о том, чтобы передвигаться. Даже мысленно акцентируя внимание на какой-то области, Лёша чувствовал боль. Хорошо, что рядом был Кирилл, кстати, о нём. Лёша поднял голову, всматриваясь в чужое лицо. На губах ироничная улыбка, но взгляд раскрывал его поднаготную полностью. Кирилл устал, это было заметно сразу. Он даже дышал нехотя и единственное, что хотел сделать сейчас, это со всей силы обнять юношу. Он заявил об этом сам. —Вот если бы ты не пах как сдохшая собака, я бы тебя поцеловал. Лёша отреагировал молниеносно, ухмыльнулся в ответ, сверкнул глазами и парировал: —Что-то ты не сильно волновался о моем запахе, когда думал, что я умру. До приезда медика не отпускал меня. Кирилл покраснел, надулся, а взгляд изменился, стал несколько надменным. Хотел обидеться, и даже начинал это делать, но сам не понял, как неосознанно только сжал Лёшу крепче. Боясь, что Лёша мёртв, а все это выдумка несчастного сознания, оставленного на краю пропасти. —Даже не смей вспоминать об этом! Никогда! Что ещё ты помнишь? —На самом деле немного. Только как к горлу подступала желчь и этот момент. Видать, сильно меня накрыло, да? Всматриваясь в лицо Кирилла, можно всегда понять, что он чувствует. Открытая книга, которая только и делает, что шуршит страничками перед носом. Вот и сейчас, его лицо вновь изменилось, в приоритете эмоций оказался страх, Лёша понял, что Кирилла этот случай задел за живое. —Тебя не накрыло, это сложно назвать приятными ощущениями... Батин знакомый говорит, что, скорее всего, ты траванулся. Ну знаешь, как палёной водкой. Если бы не он, ты бы помер. Теперь пришла пора наконец-то измениться Лёше. Как это, отравили? Кто? Зачем? Хотя вопрос скорее риторический. Мало кто считает наркоманов по-настоящему больными людьми. Для большинства это слабые, бесхребетные создания, которые выбрали для себя более лёгкий выход из положения. Не многие знают, что чувствует наркоман во время ломки, и все упорно считают, что кайф бесконечный. Но это вовсе не так. В этом вопросе нет выбора между «рано» или «поздно», для наркоманов отдача всегда наступает «рано». Наркоманы нередко травились сами по себе. Антисанитария, некачественный продукт с примесью настолько невозможных веществ, что чудом является жизнь после такого приема. А человек ведь не может остановиться. Он знает последствия, осознает риски, хочет бросить и забыть, но не может. Но Лёшу пугало другое, не собственная смерть уж точно. Ему наоборот будет легче умереть под кайфом. Твое тело бьётся в конвульсиях, а ты не чувствуешь этого, потому что мозг переклинило и он повторяет в голове один единственный момент счастья. Вечность. И ты плывешь по волнам удовлетворения. А твое тело спустя каких-то пять минут полностью отключается. Как офис вечером. Сначала мелкие работники, типа рук и ног, затем внутренние органы и, наконец, свет остаётся в одном единственном зале. Но и тот вскоре перестает крутить фотоплёнку, выводя на экран любимый момент. Шаг за шагом тело покидает жизнь. Лёше было легко представить это на себе, он желал этого момента, но вот на других... Да, они не были друзьями, но это ничего не меняет. Смерть, пускай даже знакомых, была бы тяжёлым ударом по Лёше. —А те, кто были со мной? —Не знаю, — пожал плечами Кирилл, вопрос застал его врасплох, — Я должен был бросить тебя и ехать туда? Нет уж, да и к тому же, может, это особенность твоего организма. —Люди крепче, чем кажутся, бывают несовместимые с жизнью травмы, а человек все равно живёт, — не согласился Лёша. —Тем более не стоит волноваться. Все с ними заебись, успокойся. Важнее сейчас — ты. Пойдём, так уж и быть, помогу тебе. Раздеваться перед Кириллом оказалось трудно. На Лёше был один только халат да трусы и все равно сложно снимать с себя одежду. Лёша боялся видеть собственное тело. Нездорово худое, бледное, с выпирающими венками. А о местах уколов и говорить не приходится, то-то Кирилл удивится, узнав, что ставятся не только в руки. Врач вытащил катетер, сказав, что уже и так планировал это сделать. Рука неприятно ныла. Кирилл настраивал воду, не смотря на Лёшу. «И не в тягость ему всем этим заниматься», думал Лёша. Ожидать от богатого мальчика сострадания и заботы - это чистой воды наивность и глупость, но Кирилл разбивал все стереотипы о бесчувственности мажоров. Правда, распространялись эти чувства только на Лёшу. Только его Кирилл готов был спасать и терпеть. Почему? Макаров этого пока не понял. —Так и будешь столбом стоять? Вода почти набралась. — произнес Кирилл, не поворачиваясь к Лёше. Будто и сам знал, что тот не спешит раздеться. Лёша поежился, рефлекторно поправил на себе халат, отводя голову в сторону. Кирилл выключил воду и бросил серьезный взгляд на юношу. Макаров сделал шаг назад. От Гречкина можно ожидать чего угодно. Но маска серьезного человека треснула. Кирилл почесал затылок, смотрел куда угодно, только не в глаза Лёше и нервно теребил рукав второй рукой. Лёша подумал, что они так и будут стоять, но Гречкин сорвался вперёд и подтянув его к себе, в грубом жесте уткнулся мальчишке в губы. Халат невольно раскрылся, он был далеко не по размеру Лёши, обнажил ключицы и торс. Кирилл желал взаимности в поцелуе, напирал, не слушая чужого мычания. Но Лёша упорно не отвечал взаимностью. Фыркал, не толкался, напротив, держался за Кирилла крепко-крепко, но рот открывать не выявлял желания. —Да что не так? — не вытерпел Кирилл, отстраняясь от чужих губ. —Ты идиот, вот что не так! Сам же сказал, что я воняю как собака и вообще, мне надо зубы почистить... Изо рта наверное валит, пиздец... — нехотя ответил Лёша, скрывая под воротом халата лицо. Кирилл и думать забыл о собственном отвращении. Мозг зацепился за фразу и нарисовал неприятную картину, но Гречкин не поддавался на его иллюзии. Ну, не гигиенично слегка, ну подумаешь... —Тогда раздевайся, будем исправлять! Но первым делом, вот! — Кирилл достал с одной из полок ополаскиватель для рта. Яркая зелёная жидкость, на этикетке всякие травы. Кирилл щедро налил Лёше пол стакана и поставил на край раковины. Юноша бросил на Гречкина вопрошающий взгляд, а потом с опаской взял стакан в руки. Посмотрел на жидкость, повертел в руке, а потом вздохнул и сделал один размашистый глоток, выпивая жидкость. Поставив стакан на место, Лёша взглянул на Кирилла, ожидая похвалы. —Ты ебанутый?! — вырвалось у Гречкина. Он бросился читать указания на упаковке, но черт возьми, все на немецком. —А что не так-то? — недоумевая, спросил Лёша. —Это ОПОЛАСКИВАТЕЛЬ для рта, дурак! Его пить нельзя! Ты что, никогда ополаскиватель не видел?! — воскликнул Кирилл, резко отбросив от себя прозрачную бутылочку в стену, вновь садясь на унитаз. Достав телефон, Гречкин решил задать свой вопрос интернету, по любому же кто-то пил эту гадость. Лёша вздрогнул, сжался, отошел назад. Кирилл повернулся к юноше, только когда нашел ответ. Видок парня ему не понравился. Лёша был ребенком, это оказалось такой простой истиной, что ругаться на него за это было попросту глупо. Да, восемнадцать лет человеку, но его детская непосредственность и наивность вымораживала до глубины души. В какие-то моменты он был слишком взрослым, умел манипулировать и обманывать людей, но умудрялся сохранять эту детскую сторону, которая искренне удивляла. —Ты не знаешь, что такое ополаскиватель для рта, да? — уже спокойнее спросил Кирилл. Фыркнул от самого себя, Гречкин подумал, что невольно копирует тон отца. Тот тоже сначала психует, а потом, как успокоится, начинает разбираться в проблеме. —Ну откуда? —Магазины? Реклама? Собственного опыта не было, да? —Ну... Я хожу в такие магазины, где мыло стоит пятнадцать рублей. Там нет ополаскивателя. А рекламу... Ну, ее я не видел. А на бутылочке... Она же на немецком. Откуда ж мне знать было... — оправдывался Лёша, опустив виноватый взгляд в пол. Кирилл задумчиво почесал голову и кивнул. Ну конечно, тоже гений нашелся, всучил мальчонке что-то без объяснений, а потом удивляется. —А как понял, что всё на немецком? —Так флажочек... —Тоже верно. Ладно. Прости меня. Вспылил. Просто больше так не делай, хорошо? Спроси меня, если тебе что-то не понятно, хорошо? — Кирилл подошёл ближе, аккуратно обнимая. —А если это глупость какая-то? — Лёша с радостью ответил на пылкие объятия, вздыхая. —Тем более, если глупость. Договорились? —Ладно... Кирилл улыбнулся, наконец целуя юношу и получая ответ. Сжимая трепетно, стараясь сгладить нервозность, которую по ошибке сам же и подарил. Лёша положил ладонь на щеку Кирилла, аккуратно проводя мягкими подушечками по гладкой коже. Поцелуй не перерастал во что-то страстное, он, наоборот, задерживался в той фазе, когда оба человека переполнены нежными чувствами. Это как прикосновение к бабочке, одно неловкое движение, и она больше не сможет летать. Кирилл не знал сколько они так стояли, прикусывая губы друг друга, задерживая на них свое внимание. Но когда Гречкин отпустил юношу, взгляд его был мутным. Несколько поцелуев утомили Лёшу, но выглядел он вполне удовлетворённым. —Ну... Ох, думаю нужно набрать новую ванну. Вода остыла. — вздохнул Кирилл, опуская руку в воду и вытягивая пробку. Лёша закрыл глаза, чувствуя непреодолимую тягу ко сну. Казалось бы, немного бодрствовал, а уже устал. Кирилл о чем-то говорил, не переставая водить по телу юноши губкой. Лёша устал. Отклонился назад, ложась на Кирилла. Гречкин улыбнулся. Мыться вместе оказалось отличной затеей. Что удивительно, предложил ее Лёша. Закрыв глаза, юноша вспоминал, как несколько минут назад Кирилл снимал с него халат. Лёше казалось, что он не сможет выдержать чужих прикосновений на своем теле, но Кирилл его в этом разубедил. Ухоженные пальцы очертили линию ключиц, спускаясь ниже к повязанному кушаку, который был скорее формальностью. Вместе с ним пришла пустота, с его помощью халат хоть как-то держался сам по себе. Лёша опирался о бортик ванной, стараясь уговорить самого себя на этот шаг. Быть голым, когда ты трезв, это пугает. Кирилл словно змея, чувствовал трепыхания юноши, и надо бы сдавить кольца сильнее, но нет, он переходит на тактику уговора. Это как, если бы змей открыл пасть и сказал: «Полезай мне в рот добровольно». —Ты боишься меня? — Кирилл шепнул это на ушко, как сокровенную тайну, не спеша обвить Лёшу руками и прижать к груди. —Нет. Это не из-за тебя. —Что-то... Что-то было? — осторожно спросил Гречкин, останавливаясь. —Нет. Но я не помню, что бы я раздевался перед кем-то трезвым. Это... Немного настораживает, понимаешь? —Так ты в этом плане целка? — не сдержал смешок Кирилл. Лёша фыркнул, за что получил ласковый поцелуй в затылок. Кирилл прижался крепче, Лёша чувствовал его через ткань халата. Пока не слишком настойчиво, пробует почву, но Лёша справляется с собой и отвлекается на поцелуи. Они ложатся россыпью по всей задней стороне шеи, а дальше покрыли оголённые плечи. Кирилл улыбнулся, веснушки, огромное количество веснушек расплескавшихся на спине Лёши в хаотичном порядке. Гречкин не обделил поцелуями и выпирающие лопатки. Халат упал на пол и оба выдохнули. Дело за малым. Руки Кирилла легли на бедра Лёши, левая рука оставалась на юношеской попе, а вторая плавно переместилась к паху. Но Лёша тут же пресёк эту попытку. Кирилл разочарованно простонал, похоже секса не будет. Не очень весело, но пережить можно. —Прости. У меня сейчас всё болит. Я не могу и не готов... —Не оправдывайся и не таких добивались. — ответил Кирилл, заставив Лёшу мысленно напрячься. И где эти все побеждённые? Поигрался да выгнал их? Увлеченный собственными сомнениями, Лёша не заметил, как остался полностью голым, а Кирилл тем временем, чересчур увлеченно, оставляет засос на бедре. —Так, все вставай. Угомонись, а то я буду мыться один! —А мне можно с тобой? — тут же поднял голову Кирилл. В его глазах не читалась похоть, на губах появилась еле заметная улыбка, а взгляд, чистый-чистый, будто он просто играл в невинную игру. У Лёши даже ком застыл в горле от такой картины. —Ну... Я думал, ты поэтому со мной тут... Концерт устраиваешь. — пожал плечами Лёша. —А можно? — и все тот же взгляд напускной невинности. Если этот взгляд так же действует и на отца Кирилла, как на Лёшу, то становится ясно, почему Гречкин старший так много позволяет своему отпрыску. —Д-да... Но только мыться. Иначе я больше никогда тебе ничего не позволю. Угроза была не шуточной, Кирилл кивнул, наконец вставая с пола. Он в один момент снял с себя рубашку через верх, не особо заботясь о пуговицах и так же быстро стянул джинсы, бросая их на полу абы как. Лёша смущённо отводит взгляд, он ещё не готов к такому уровню близости и потому уверенно старается не смотреть Кириллу ниже пупка. Ванна была большой, места оказалось с головой на двоих, что бы рассесться по разные стороны. Но оба несогласованно решили сесть вместе и вот, Лёша был рад, что всё решилось так. Возможно Кирилл пользовался моментом, но Лёша не чувствовал в этих движениях сексуального подтекста. Кирилл игнорировал эрогенные зоны и кажется, пытался заботиться. Лёша перевернулся на бок, продолжая лежать на Гречкине. Тот фыркнул, Лёша помешал помыть свой же бок, но вслух говорить ничего не стал. —Кир... —Что? —Ты сказал, что были те, кого добиться было сложно... Где они в итоге сейчас? — Лёша перевернулся на живот, смотря прямо на Кирилла. —Вообще-то, я сказал, что были те, кого пришлось добиваться, а не то, что это было хоть сколько-нибудь трудно. —Смысл тот же. —Не-а, разница большая. —Кирилл! — воскликнул Лёша, прерывая метания змея. —Ну... — Кирилл замешкался, — Мы потрахались, да разошлись. Всё. Конец истории. А ты чего ожидал? —Не знаю. Вдруг ты монашек совращал? —Монашек? Нет, прости, до такого меня ещё жизнь не доводила. А ты к чему спрашиваешь? —Да так. Думаю, что будет со мной, когда ты найдешь себе нового питомца. Лёша произнес эту фразу осознанно, но так просто, будто это настоящая истина. Если его и пугало это, то страх он не показал. А вот Кириллу стало обидно. Он же от чистого сердца все это делает, даже не ради секса. —Ты слишком жесток. — выпалил Кирилл. —Разве? А мне казалось, что это ты жестокий, давая простушкам надежду, а потом прогоняя вон. —Да не так всё было! Сам себе всё выдумал и я виноватым остался! Вот поэтому я не сплю с малолетками, выращенными на сказках, обязательно случится разговор из разряда «О нет, я думала, это навсегда». Лёша, я никого не обижал из тех, с кем спал, обоим сторонам не нужны были отношения. Всё решается всегда мирным путём. Для обоих сторон это просто секс, так что успокойся. Давай-давай ложись, расслабься. —А я? Я тоже такая простушка? —А ты не видел со стороны, каким ты шикарным можешь быть, когда захочешь. Я буду идиотом, если отпущу тебя, не попробовав все позы в сексе. — ухмыльнувшись, ответил Кирилл. Лёша задумался. Ответа на свой вопрос он как такового не услышал, но решил не нагнетать момент. Не сейчас. Знает же, что всё должно решаться на берегу, нельзя торопиться, но в то же самое время, тонет, не отойдя от берега. Тонет в страхе влюбиться и довериться. Для Кирилла это может ничего не значить. Просто очередной влюбившийся в него идиот. Гречкин слишком заботливый. Лёша сталкивается с таким впервые после детского дома, и то, там тоже не особо мягчили. Тут же Лёшу вымыли, расцеловали и завернули в самое мягкое полотенце. Кирилл не задавал неудобные вопросы, касаемо рук, а шептал о красоте, которую видит. Лёша всегда стыдился своих веснушек, они казались ему неуместными, а полностью чистые тела наоборот, красивыми. На мраморных статуях не рисуют изъяны. Кирилл высказал на это жёсткое несогласие. Статуи вообще не раскрашивают, откуда всем знать, какого цвета подразумевалась кожа? —Но на картинах тоже не рисуют. —Нутк идиоты, что с них взять то. Хочешь, я тебе сам картину нарисую? —А ты умеешь? — удивился Лёша. —Ну так, мультяшек рисовал, когда мелким был. А батя думал, что я это... Как это... Ёбнутый, во. Думал, что я хочу художником стать, нанимал репетиторов. В итоге, знания какие-то есть. Ну... Не прям картину конечно... До такого я ещё не доучился, но что-то попытаться смогу. Лёша улыбнулся, аккуратно целуя в щеку. Это мило, правда. Такое простое знание преобразило Кирилла в глазах Лёши. Юноша представил, как Гречкин стоит у холста в черной водолазке, очках на носу и свободных спортивках, рисуя рассвет из своего окна. Дожидается утра, не спит, но упорно заканчивает свой шедевр до наступления осени... —Слушай, мне идти надо. Но я хочу увидеть твои старания в рисовании. Покажешь мне потом? —И когда мы встретимся? — недовольно буркнул Кирилл, ожидать ещё неделю не хотелось. —А вот как только нарисуешь картину, так и встретимся! — пылко пообещал Лёша. Он шустро одевался, под неодобрительным взором Кирилла. —Я не умею картины рисовать, Лёша. —Да не, я имею ввиду рисунок на листе. Портрет или что ты там рисовал? Покажешь короче. —Это обещание? Когда я нарисую тебя, мы встретимся? —Конечно! Сразу к тебе, обещаю! Кирилл надеялся, что врач запретит Лёше сбегать, но тот дал добро, сказав, что неприятные последствия ещё могут помучить, но это не смертельно. Лёша запрыгнул в такси и уехал, а Кирилл вызвал водителя и поехал к отцу. Лучше, чем есть уже сейчас карандаши не купишь. Отец передал сыну любовь к германской продукции и потому карандаши, кисточки и краски Гречкина были привезены прямиком оттуда. Заказывать новые не было времени, зато Кирилл точно помнил, что они оставались. Отец удивился. Сначала он нахмурился, Кирилл просто так не приезжает, а потом, узнав суть вопроса, пропустил юношу в дом. —Привет, бать, а ты не знаешь, куда мы дели всю лабуду для рисования? Ну, краски там, кисточки. —Знаю, а тебе зачем? — Гречкин старший смерил сына подозрительным взглядом. —Да вот, старое решил вспомнить. Всеволод сказал, где могут лежать все эти принадлежности для рисования и пошел следом за сыном. —Ебать, бать, ты чего тут не убираешься то? —Еще поговори так с отцом. С чего это не убираюсь то? Два раза в неделю клининг, пыли нет, чё буянишь? —Ладно-ладно, не о том я. Тут... Все как было... Все игрушки и вещи Кирилла оставались на своих местах в его детской комнате. Тут Гречкин младший провел всё своё детство. Светлые тона обоев, рабочий стол из темного дуба, огромное пространство для игр... Пока Кирилл рылся в шкафах, он нашел даже свою реалистичную железную дорогу. Каждый вагончик был прорисован и приближен к оригиналу. Кирилл не удержался и быстро собрал дорогу рельс, в простой фигуре круга. Поставив на них состав, Кирилл включил дорогу и поезд поехал. —Вау, смотри, он ещё работает! —Ну конечно, это тебе не китайское барахло... Всеволод удивлённо наблюдал за сыном, который, будто на один час вернулся в детство. Его восхищали собственные игрушки, он улыбался и кажется, не чувствовал на отца обиду. Все маленькие дети очень хорошенькие. Это уже потом с возрастом начинаются проблемы. —Я думал, ты выбросил его. —Твоего любимого зайца? Чтобы ты потом мне скандал учинил? — Всеволод не сдержал улыбки. Это точно какой-то сон. Слишком хороший, что бы быть явью. —Да брось, я не такая сука, как ты думаешь. Но зайца заберу. Кирилл проверил под кроватью, вытаскивая оттуда расписанный чемоданчик. Весь в специально поставленных кляксах, солидный, а внутри, богатство в виде красок, кисточек и всё тех же дорогих карандашей. —Нашел! — воскликнул Кирилл, улыбаясь. Но хотелось найти и старые альбомы. В комнате он перерыл уже все полки, наспех сложил всё обратно, а альбомов на месте не оказалось, —Бать, а где альбомы мои? —Альбомы у меня. Пошли. — Всеволод кивнул в сторону двери. Шагая по коридору, Кирилл не ожидал, что его пустят в запретную зону, святую святых, обитель подзатыльников и ремня. Кабинет отца. Именно тут он и ремнём стегал, когда сын совсем от рук отбивался и именно сюда вход был запрещён. Кирилл вспоминал момент, когда специально сделал пакость, что бы получить за это и вновь оказаться в кабинете со строгими книгами. Наказания его не сильно смущали, а ремень был скорее формальностью. Даже синяков не оставалось, просто задница пару часов красная и всё. Отец даже бить его не умел, настолько сын оказался любимым и желанным. —Ты чё, сюда эту хуйню приволок? —Не выражайся. Отцовская гордость росла, как никак. Вот, храню, больше-то ты мне ничего не принесёшь. —И ты сам знаешь почему. — насупился Кирилл, вспоминая детские обиды. —Ладно, не будем об этом. Решил нарика своего нарисовать? Кирилл фыркнул. Всё-то батя знает. Ещё и ищет специально медленно, задерживает разговор. Обычно, Кирилл при первой же возможности срывается и сбегает, не хочет ничего слушать. А тут, такой удобный повод захватить ужа и сунуть на сковородку. —Ну и что? Это не твое дело вообще! — воскликнул Кирилл, чувствуя как загораются его щёки, от смущения. —Знаешь, сначала я думал, запретить вам общаться. Ты сам отлично понимаешь почему. Он тебе не пара, даже, опустим тот факт, что он мальчишка. Он наркоман и это, пожалуй главная проблема. Но... Он заставил тебя вернуться сюда и заняться тем, что было уготовано тебе судьбой. Так что... Если вылечишь его, то приезжай познакомить. — закончил Всеволод, извлекая из нутра шкафа, толстую кипу бумажек, тетрадок и листов. —Какой нахуй судьбой, старый, ты чё, бредишь? Выдумал себе хуйню, а я неожиданно должен заниматься этим. Всеволод хмурился, но знал, что это защитная реакция. Кирилл частенько мог нагрубить из-за собственной обиды и упрямства. Гречкин рассматривал каждый рисунок, деля их на "красивые" и "некрасивые". Картинок удовлетворяющих вкус Кирилла оказалось не так уж много. —Ты говорил, что я умею рисовать! —Так ты и умеешь. Для твоего возраста это было вполне красиво. —Это было красиво?! Это! — Кирилл поднял вверх рисунок жука. Мальчик пытался нарисовать его с расправленными крыльями, но получилось, так себе. Зато, юноша с детства умел работать с тенями и бликами. —Ну да. Красиво же. —Нет! Я чётко был уверен, что умею рисовать, а что в итоге? И что мне теперь делать? —Учиться. Не понимаю в чём проблема. Заканчивай истерить, научишься ещё. —Ты не понимаешь, мне нужно это срочно. — Кирилл выдохнул, эмоции закончились и он отложил в сторону рисунки, которые нравились меньше всего, — Ладно, мне пора. Пока. Забрав рисунки, зайца и набор, за которым приходил, Кирилл вернулся в машину. Видать, придется потратить неделю на восстановление навыков. А может, у него их вообще не было... Тогда, придется сложновато. Но Кирилл был готов усердно работать. Остаток дня Кирилл провел за столом, старательно рисуя нечто похожее на человека. Пока получались только лопоухие ушки и веснушки, но это какой-то никакой прогресс... Не так ли? Отложив один лист, Кирилл брался за второй, третий, десятый, но рисовать смог только по частям. Глаза, непослушные волосы, фигура, все это получалось, но по отдельности. Кирилл рисовал веснушки на спине и острые лопатки, закрытые глаза, руки с синяками, но упорно, не мог соединить все составляющие образа Лёши, в один. Юноша был разным, с одной стороны мягким и теплым, с другой, угловатым и колючим. Несчастным и самым счастливым, спокойным и пылким. Утонченным и способным дать отпор. Время перевалило за шесть часов вечера. Руки устали, а глаз уже замылился. Кирилл смотрел, на пожалуй лучшее, что смог нарисовать. Зелёные глаза. Все также работа с бликами, несколько туториалов в интернете, десяток попыток, но это его глаза. Осознанный взгляд зелёных глаз и веснушки, рассыпанные по всему лицу. Кирилл взял в руки телефон и только сейчас заметил пропущенные вызовы с неизвестного номера. В груди неприятно защемило. Возможно это просто рассылка спама, но вдруг, что-то важное? Гречкин решил перезвонить. Через пару гудков, трубку взяла женщина. —Здравствуйте, отделение полиции, слушаю.