Experiment of the Mind / Эксперимент разума

      

***

      3 октября 2003 г.       Прибыл новый глава здравоохранения Аполлон Ксандер Зевс. Ужаснулся состоянием больных. Это обнадеживающе — видеть, что начальство беспокоится о пациентах и пытается им помочь. Может, мы, наконец, выйдем из средневековья? Он полностью поменял методы лечения по всем направлениям. Но я не особо разделяю его оптимизм относительно возможностей конкретного пациента.       Сегодня вечером у нас романтический ужин с Роном. Он очень нервничает. Я могла бы признаться, что уже нашла кольцо, когда мне пришлось поднимать его упавшее с вешалки пальто на прошлой неделе, но не хочется портить сюрприз.       12 октября 2003 г.       Пациенту ввели успокоительное и привязали к кровати в изоляторе на все время его пребывания. После процедуры полной модификации памяти началось постепенное отвыкание от успокаивающего зелья. Больному внушили счастливые детские воспоминания о любящей семье. Зевс, похоже, считает, что это может решить все психологические проблемы. Я настроена скептически. Настаивал, чтобы мы приняли во внимание результаты исследований синдрома Эмбриональной амортенции. Введение антидота планируется после прекращения приема седативных средств.       Это официально. У нас нет выбора, кроме как бежать. Джинни предупреждала меня, но я и представить не могла, что все будет настолько плохо. Миссис Уизли сошла с ума. Она ведет себя еще невыносимее, чем с Гарри и Джинни. Я думаю, ей жаль, что я скучаю по родителям, поэтому нянькается со мной и очень сильно душит опекой, чтобы я не чувствовала себя обделенной. До свадьбы целый год! Убейте меня.       21 октября 2003 г.       Пациент, казалось, медленно приходил в сознание, время от времени шевелясь в постели. Поэтому его перевели в новую палату.       Хочу прибить Джорджа. Нет, сначала я хорошенько его помучаю. Он и его чертов нескончаемый поток «замечательных идей» в присутствии матери. Селестина Уорбек! Я не могу в это поверить. На церемонии мне понадобятся беруши. Просто подожди до официальной помолвки с Анджелиной, Джорджи, просто подожди. Мы с Роном тебе отомстим. Полагаю, ярко-розовый и вычурный гламур будет подходящим наказанием. С сердечками и цветочками повсюду. С плюшевыми мишками и леденцами. Ах, да, еще поющие лепреконы. Я их никогда не забуду. А миссис Уизли с удовольствием все организует.

***

      Боль. Всепоглощающая и невыносимая боль пронизывает все тело. Это первое, что он обнаруживает, когда просыпается от… от…?       Затем незнакомый хриплый крик разрывает его барабанные перепонки.       Кто это?       Он понимает, что ни черта не понимает, но ему плевать. Все, что он хочет, — это чтобы боль прекратилась. Легкое покалывание кружит по всему телу. После этого боль стихает, но после возвращается с удвоенной силой. Он мечется на кровати. Однако лишние движения причиняют еще больше боли, и он замирает на несколько мгновений. Где он? Что произошло?       — Мистер Риддл?        Голос женщины звучит издалека. Осторожный, обеспокоенный, деловой.       Его веки дрожат. Он хочет разомкнуть их, чтобы увидеть, кто там, но каждая попытка проваливается с треском. Свет ослепляет, прожигая его мозг острым клинком. Больной хватается руками за голову и продолжает вопить, слыша все тот же хриплый голос, что и ранее, и осознает, что все это время кричал он сам.       — Тебе нужна помощь, Гермиона?       Мужской голос, в котором слышится беспокойство… за женщину по имени Гермиона.       — Я в порядке, но обезболивающее заклинание не работает.       Значит, то самое покалывание и есть действие заклинания.       — Зевсу не понравится, что ты снова нарушаешь приказ, используя невербальную магию. Не все могут это делать, Гермиона, и это считается нестандартным уходом.       — Зевс и его дурацкие правила, — ворчит Гермиона. — Ему же больно.        — И что?       Презрение, безразличие и легкая злость.        — Ты же знаешь, что нельзя давать ему обезболивающее.       — Я повторюсь снова. И?       Теперь определенно ликование.       Мистер Риддл обязательно вспомнит голос и его обладателя после того, как эта ужасная боль утихнет, и он снова сможет нормально функционировать.       — Если ты не собираешься мне помогать, тогда уходи, Янус.       Янус. Имя, подходящее голосу. Женщина по имени Гермиона очень любезна. Тем не менее, он должен сообщить ей, что ее обаяние помогло на короткое время, несмотря на то, что она ошибочно полагает, что в данной ситуации это бесполезно.        — Кхм… — он замолкает, не распознавая собственного голоса.       Это он? Он что, разучился говорить? Он помнит, как разговаривал — мистер Риддл в этом настоящий эксперт. Что не так? Что, черт возьми, с ним случилось? Почему у него такое ощущение, что его сбил товарный поезд? Он пытается вспомнить, но размытое пятно взрыва, огня и боли не имеют для него никакого смысла.       Больной слышит приближающиеся мягкие шаги, останавливающие его внутренний конфликт. Он снова пытается заговорить, но изо рта вырывается лишь невнятное мычание, заставляющее нервничать.        — Не подходи слишком близко, — предостерегающе говорит Янус.       — Убирайся! — огрызается Гермиона.       Раздражение. Разочарование. Злость.       Дверь громко хлопает, и каким-то образом пациент понимает, что шум — дело рук не Януса, и этот факт доставляет ему удовольствие. Теперь шаги короткие и резкие, пока не останавливаются рядом с ним.       А она с характером.       Он должен сосредоточиться на своей речи и сообщить ей, что для заклинания необходимо больше силы. Да, потребуется много энергии. Но чертова боль должна прекратиться. Он хочет сказать ей об этом, но все, что выходит из его рта, — это нечленораздельные звуки и заикающееся «х-хе-хел-хел-птт» между ними.       — Помогло? — спрашивает Гермиона, ее голос звучит теперь прям над его головой.       Смущена и сбита с толку. Но пациент не может ее винить. Удивительно, что она вообще смогла разобрать его беспорядочное бормотание под нос.       — Мм-м-больше, — он сглатывает и съеживается, пытаясь игнорировать боль и сосредоточиться, чтобы открыть глаза и увидеть эту милую особу.       — Заклинание не помогло? — спрашивает она снова, приподняв бровь.       Обнадеживает. Какая умная и сообразительная.       У него не получается хорошо рассмотреть черты целительницы, она — лишь темная тень, блокирующая яркий свет, который мерцает вокруг контура ее силуэта красочной аурой.       — Ты…       Чары снова воздействуют на него. Мягкое покалывание проходит через него со значительно большей силой, чем прежде; однако снова недостаточно, и пациент стискивает зубы и съеживается, но, тем не менее, сдерживает крик.       — Все еще болит? — мягко спрашивает женщина, кладя руку ему на плечо.       Тепло распространяется по его руке от того места, где лежит ее ладонь. Чудесное ощущение. Магия целительницы успокаивает, бодрит. Его сила возвращается; боль притупляется, но только там. Разочарование наполняет его, когда он понимает, что приятное ощущение не идет дальше плеча и небольшой части груди. Мягкая рука отпускает его.       И тогда мистер Риддл действует инстинктивно, неловко приподнимаясь на постели, и тянет волшебницу на себя. Удивленный вскрик ведьмы тонет в его груди, и он быстро прижимает ее к себе. Кудрявые волосы падают на его скулы, восхитительно ароматные и шелковистые. Если она не может догадаться сама, придется подсказать.       Ох, теперь намного лучше. Это приносит ему облегчение.       Гермиона же изо всех сил пытается вырваться из крепкой хватки. Это возбуждает. Придает ему энергии и помогает удерживать ее. Риддл зарывается пальцами в женские волосы, крепко сжимая их. Он чувствует чистейшее опьяняющее волшебство в ее локонах.       Вскоре она прекращает сопротивляться и обмякает в его объятиях.       Хорошая девочка.       Риддл гладит ее по волосам; густые, золотисто-каштановые, пушистые и блестящие. Теперь он может вдоволь разглядывать Гермиону, так как боль прошла, и перед глазами больше ничего не плывет. Медленно она приподнимает голову. Он позволяет ей, так как ему любопытно, кого держит в объятиях. Женщина, скорее девушка, молода, где-то около двадцати пяти. Когда его темные глаза встречаются с ее медовыми, она с яростью хмурится. Он моргает. Чем она так огорчена?       — Отпусти меня сейчас же, — отрывисто приказывает Гермиона.       Ой.       Что ж, он не может этого сделать. Боль вернется. Том не может этого допустить. Это ужасно. — Приношу свои извинения, мисс. Я не хотел вас напугать. Однако я заметил, что твое прикосновение помогло, и я… — он замолкает, внезапно понимая, что теперь может говорить нормально.       По удивлению на ее лице он может сказать, что целительница тоже заметила разницу.       — Может мне еще лечь на тебя? — недовольно спрашивает она, скептически поджав губы. В ее выражении лица есть еще что-то, чего пациент не может понять. Похоже, что эта ситуация забавляет ее. — Мои прикосновения заставляют тебя чувствовать себя лучше? - Из ее горла вырывается фырканье, а затем она начинает хихикать. С ноткой истерики. Гермиона беззвучно трясется от смеха, и Риддл начинает закипать, ибо становится объектом насмешек ему определенно не льстит.        — Похоже на то, — медленно проговаривает Том, сдерживаясь от непреодолимого желания свернуть ей шею, чтобы та хрустнула так же звонко, словно сухая ветка.       Его нарочито холодное поведение производит желаемый эффект. После еще нескольких нелепых смешков ведьма прекращает смех и вновь возвращается к невозмутимому выражению лица. Хотя, когда девушка снова встречается с его взглядом, карие глаза весело поблескивают.       — Что тут смешного? — недовольно интересуется тот.       Она закусывает губу, а затем качает головой, из-за чего ее растрепанные кудри снова падают на его лицо. — Ничего такого. Я просто… ну, я действительно не могу лежать на тебе до конца своей смены. Меня не так поймут, — шутливо отвечает Гермиона.       Хитрая усмешка кривит его губы. — Люди все равно будут болтать. Всегда можно кинуть им свежую кость для интересных сплетен. Ты же не хочешь казаться занудой.       — Мне нравится быть занудой.       — Неужели? — Это заявление несколько озадачивает больного. Кому это вообще может нравится? Несомненно, с ее-то значительными магическими способностями есть возможности, выходящие за рамки самых смелых мечтаний.       — Правда.       — Как скучно с твоей стороны, — выдыхает Риддл, внимательно наблюдая за ее реакцией.       — Совершенно верно, — торжествующе протягивает Гермиона.       — Тоже полная ложь, — произносит он, пристально изучая ее реакцию. Потрясение на ее лице удовлетворяет его, после чего та прерывает зрительный контакт, и опускает взгляд.       Ах, как всегда, он прав. Хотя почему для нее такая проблема признаться? Нет ничего плохого в амбициях. Кажется, даже ее кудряшки кричат об этом.       Том едва сдерживает пренебрежительное хмыканье.       Он задается вопросом, почему никогда раньше не видел эту ведьму, хотя она кажется ему странно знакомой. Будто что-то сладкое и приятное находилось на кончике языка, прежде чем ускользнуть. Если бы только он мог понять, что это такое. Ну, в любом случае, он может это сделать.       Риддл хмурится. Почему он не помнит? Его прошлое — странное сочетание событий в его сознании: времена, когда мать укачивала его в люльке, чтобы тот заснул; игра в футбол с его отцом; блуждание по Литтл-Хэнглтону с лучшими друзьями, Рудом и Беллой; получение письма из Хогвартса и вынужденная необходимость оставить их, чтобы стать старостой, префектом и самым лучшим и популярным учеником Хогвартса, затем найти работу в…       — С тобой все в порядке? — Гермиона встревоженно косится на него.       — Не знаю, — тихо отвечает Том. — Как будто мой разум не работает должным образом. Мои воспоминания… — делает паузу, не зная, как это описать. — Мне чего-то не хватает, — уверенно добавляет он.       — Ну, ты уже довольно долго находился в коме, неизвестно, что могло произойти с твоим мозгом.       — Я был в коме? Как? Почему?       — Ты не помнишь, что случилось?       Мужчина хмурится, напряженно размышляя. Ужасно. Огонь, должно быть, он горел, огонь, а потом… вода, много воды. — Он задумчиво качает головой. — Я не могу понять, что это значит.       Внезапно дверь с шумом распахивается, и в палату врывается группа всполошенных волшебников с поднятыми палочками. Гермиона поднимает руку и кричит: — Стойте, не надо!       Но красная вспышка — последнее, что Риддл видит перед тем, как потерять сознание.       28 октября 2003 г.       В конце концов, Волдеморт очнулся, и, как я и ожидала, у него достаточно серьезные симптомы, включая нарушения координации и речи и сильные боли. Я подозреваю ухудшение работы зрения и неспособность адекватно мыслить (из-за болевого синдрома, и, возможно, побочного эффекта длительного использования зелья и вмешательства в память). Однако имеется хороший показатель перспективы полного выздоровления. Каким-то образом ему удалось пропустить через меня магию, чтобы облегчить его состояние, что просто неслыханно. Опять же, изменение воспоминаний не включало его магических знаний и способностей, и, по словам Снейпа, это не первый раз, когда Темный Лорд использует чужую магию в своих интересах. К сожалению, бдительная команда слишком буйно отреагировала, и пациента снова обездвижили, так как подумали, что тот атакует меня.

***

      Когда он снова просыпается, Гермионы нет. Том мгновенно догадывается об этом из-за боли, которая продолжает издеваться над его дееспособностью, хотя ломота в теле ощущается терпимее, чем в прошлый раз. Но хуже всего — боль в висках. Ему не нравится, как это ухудшает его зрение и туманит рассудок. Каждый раз, когда больной приоткрывает веки, яркий свет в комнате ослепляет его, и в зрачках мелькают разноцветные сверкающие звезды, огромные черные пузыри и другие иллюзии причудливых форм, которых, он уверен, на самом деле нет. Его тошнит.       Почему ее здесь нет? Она должна быть. К его услугам.       — Он-Она… — Черт бы побрал его речь!       Подавив головную боль, Риддл концентрируется и после нескольких неудачных попыток ему удается произнести полностью ее имя без заикания и запинок. Мужской голос отвечает, что сегодня утром она не дежурит.       Кто-то находится с ним в комнате, а он даже не заметил!       Неизвестный человек представляется главным целителем, напыщенно и длинно представившись. Но Тому нет необходимости запоминать.       Зевс.       Поразительно, но его невероятно острый мозг решает вспомнить кусочек столь незначительной информации.       Зевс продолжает разговаривать с ним высокомерным и самодовольным тоном, сообщая, что не нужно торопиться.       Гениально. Как он не догадался. Он планировал пробежать лондонский марафон завтра — слава Мерлину, что кто-то предупредил его об этом.       Зевс говорит ему, что у него может быть поврежден мозг.       Выходит, он не единственный в комнате с подобным диагнозом.       Что они не могут дать ему ни одного из обычных болеутоляющих снадобий, так как они скрывают его истинное физическое состояние, из-за чего они могут упустить нечто важное.       К черту. Ему необходимо что-нибудь от боли.       — … может привести к тому, что вы снова впадете в кому.       Он был в коме? Ах да, Гермиона упоминала об этом.       Затем, словно это его лично его заслуга, Зевс чопорно говорит ему, что целительница-стажерка Гермиона Грейнджер успешно наложила на него экспериментальное заклинание.       Ну, он явно не в себе.       — Вам очень повезло.       Повезло? Том Риддл покажет ему настоящую удачу.       Зевс болтает о своих дурацких «подвигах» и о том, как планирует вылечить его. В основном, ничего не делая.       Наконец, пациенту удается разглядеть мужчину, стоящего рядом с его кроватью. Целитель стар, судя по множеству морщин на его лице и седым волосам, зачесанным назад. Пышная седая борода лежит на пурпурной мантии, на которой большими золотыми буквами располагается помпезное «Глава здоровья» и что-то еще ниже мелким шрифтом. Том не может разобрать написанное, но смеет предположить, что это безумно важная информация о достижениях глупого деда. Одежды сшиты из дорогой и теплой шерсти, вероятно, из шерсти мантикоры.       Внутри Риддла начинает закипать раздражение. Кем возомнил себя этот идиот? Неужели Зевс всерьез считает, что его впечатлят подобные кичливые речи? Несомненно, он намного умнее этого человека — старик должен оказывать ему должное уважение.       Однако больше всего его беспокоят глаза. Чрезмерно довольные и блестящие голубые глаза ему отвратительны - он хочет искоренить в них свет. Том жаждет увидеть, как они блекнут и пустеют, пока жизнь Зевса ускользает в небытие. Должно быть, захватывающее зрелище.       Столь жестокие мысли обескураживают его. Вроде бы, подобное считается ненормальным и социально неприемлемым. Он сошел с ума? Что случилось с ним? Он не может припомнить, чтобы прежде у него проявлялись подобные садистские наклонности, желание убивать и причинять вред. Мать всегда учила своего сына, что хорошо, а что плохо. Эти мысли будут сочтены плохими и неправильными, поэтому следует держать их при себе.       Бормотание Зевса утомляет, озабоченность своим здоровьем утомляет, попытки бодрствовать тоже утомляют, и в конце концов тело больного отгоняет все мысли, вновь погружаясь в сон.       11 ноября 2003 г.       Волдеморт снова ненадолго проснулся. Согласно его досье, его речь все еще нарушена, к тому же он вообще не реагировал на слова Зевса. Видимо, бесстрастное выражение лица всегда сопровождает его, или он не понимал, о чем говорил целитель. Меня все еще беспокоит то, чем мы занимаемся. В конце концов, мы не исследовательский центр. По сути, происходящее - один сплошной эксперимент, в котором пациент ничего не выиграет. Если он полностью выздоровеет (в чем я искренне сомневаюсь), его не выпустят, поскольку ложные воспоминания не сохранятся ни на секунду во внешнем мире — все знают, кто такой Том Риддл на самом деле.       У нас снова была дискуссия об этических нормах с Зевсом, но он назвал мои веские аргументы детским лепетом. Он находит мое мнение маловажным, всем наплевать на нашего подопечного! Все, что волнует Зевса, — только собственная слава. Это просто омерзительно!       Велела Рону что-нибудь сделать с его матерью. Никогда раньше не видела, чтобы он так побледнел. Возможно, он был на грани обморока. Но я серьезно больше не могу терпеть. Печально, что мои родители не помнят меня из-за того, что я стерла им память, но каждый раз напоминать об этом, прикрываясь заботой — уже перебор. Знаю, она желает мне добра, но я просто хочу жить и двигаться дальше. Неужели так трудно это понять? Я ведь не вспоминаю о Фреде каждую встречу.

***

      Следующие две недели Риддл просыпается на короткие промежутки времени. Ему всегда больно и грустно. Часто сбит с толку и не ориентируется в пространстве. Иногда впадает в панику, которую неблагоразумно отрицает. Ему часто повторяют то, что уже сообщали. Разум неспособен ухватить и удержать крохи элементарной информации. Это огорчает его, когда Гермиона снова терпеливо напоминает детали плана лечения.       19 декабря 2003 г.       Пациент, кажется, верит в историю о том, что он здесь из-за травмы головы, которая привела к многолетней коме и, возможно, к временному повреждению мозга. Физический прогресс не двигается с места, а психическое состояние довольно тревожное. Насколько я могу судить, Волдеморт помнит до мельчайших подробностей все, что знает о магии, но новая информация и фальшивые воспоминания вызывают у него проблемы. Я боюсь, что со временем он все поймет, несмотря на то, что «несчастный случай» является серьезным аргументом.       Кроме того, Волдеморт не может повторить тот положительный эффект, который я оказала на его здоровье, ни с кем, кроме меня. Зевс позволил ему попробовать использовать свою магию, чтобы притупить боль, но это не принесло никакого результата. Остальные сотрудники отказываются подходить к нему настолько близко. Я считаю происходящее глупой затеей. Зевсу же наоборот это кажется отличной идеей и возможностью найти лекарство от тяжелейших заболеваний. Но мы ведь целители, а не садисты!

***

      Тому нравится, когда Гермиона дежурит. Рядом с ней ему спокойно и уютно. Мысли ленивы и размеренны, а боль слабеет, когда целительница в комнате. Она разговаривает с ним. Остальные быстро справляются со своими обязанностями в палате и поспешно удаляются. Гермиона же часто садится рядом и пьет чай в его комнате, беседуя с ним о магии. Странно, что он способен запоминать разговоры с ней до единой детали, и как другие, более важные и личные вещи, ускользают из его головы.       3 января 2004 г.       Состояние пациента значительно улучшилось за последние недели. Побочные эффекты седативного зелья постепенно сходят на нет. Ему лучше в моем присутствии, но постоянные прикосновения теперь не требуются. Поскольку это помогает, я часто бываю в его палате. Кроме того, он теперь вполне способен вести содержательный разговор на огромное количество разнообразных тем. И на самом деле является довольно приятной компанией, конечно, если игнорировать нарциссические высказывания и снисходительный тон.       Не знаю, что случилось, поговорил ли с ней Рон, наконец-то, Джинни или Гарри, но миссис Уизли смягчилась. Слава Мерлину, я снова могу дышать!

***

      В следующий раз, когда Том просыпается, он отмечает, что его концентрация и способность говорить значительно улучшились. Ему по-прежнему не нравится звучание собственного голоса — он слишком слабый и хрупкий, это не… его голос. Однако всяко лучше, чем искаженные полухрипы, которые он издает, когда Гермионы нет рядом.       Почему она не здесь, чтобы помочь ему? Вместо этого заносчивый и чванливый придурок снова рядом с его койкой. На этот раз Зевс рассказывает ему подробности несчастного происшествия в министерстве. Судя по всему, он был Невыразимцем — что-то важное, что Тома совсем не удивляет, — и какой-то эксперимент не удался.       Не поэтому ли он полз по темному холодному полу?       Риддл хмурится из-за этого странного мысленного образа, который не может никак объяснить, в то время как Целитель продолжает объяснять, что в результате травмы он на долгие годы впал в кому и повредил мозг. — Надеюсь, не навсегда, — торопливо добавляет Зевс.       Том спрашивает, как именно это произошло, и старик рассказывает, как тот провалил расследование магического артефакта — чаши, принадлежавшей знаменитой Хельге Хаффлпафф. Это похоже на реальный сценарий, за исключением того, что Зевс ему лжет. Риддл не верит в это. Как посмел этот придурок предполагать, что он способен провалиться в чем-то? Он лучший ученик, которого когда-либо встречал Хогвартс. Гениальный волшебник. А могущественные колдуны редко ошибаются.       Риддл мастерски скрывает свое бешенство, принимая невозмутимый вид и изображая удовольствие от беседы со стариком, информируя того о своем самочувствии и сообщая о прогрессе его лечения и как надеется и верит в скорейшее выздоровление. Он обещает испробовать все возможное, и когда они расходятся, Зевс кажется исключительно довольным собой.       В тот вечер Гермиона снова дежурит, и больной спрашивает ее, чем вызвано его состояние. Примечательно, что она избегает вопроса и советует ему обсудить эту тему с главным Целителем, Зевсом. Но Том продолжает настаивать.       В конце концов ведьма заявляет, что не знает точно, что произошло, что это секретная информация. Ее ответ сбивает с толку. Она не лжет — он всегда может сказать, когда люди лгут. Тем не менее, что-то не так. Гермиона отводит взгляд и чувствует себя неловко весь оставшийся вечер. Ему это не нравится.       Когда она укладывает своего подопечного в постель, тот меняет тему на последнюю теорему арифмантики. Они горячо обсуждают это, каждый занимает противоположную позицию, и Риддл наслаждается блеском в ее глазах, розовыми щеками и тем, как она взлохмачивает свои волосы, когда спорит — такая манящая и опьяняющая откровенность.       13 января 2004 г.       Я стала целителем не для того, чтобы лгать своим пациентам. Это неправильно. Ненавижу, когда он в лоб спрашивает, что случилось. К счастью, мне почти не приходится врать, поскольку мы, честно говоря, и в самом деле понятия не имеем, откуда Волдеморт опять взялся. Проклятая чаша. Тот факт, каким образом Хельга Хаффлпафф смогла воссоздать объект, нейтрализующий столь мощный яд, выше моего понимания. Тем не менее, когда он так искренне смотрит с умоляющим выражением лица «пожалуйста, скажи мне», выбивает меня из колеи. Теперь я знаю, почему столько людей попалось на его удочку. С таким очарованием трудно догадаться, на что он способен. А его рассуждения… Мерлин, я бы убила, чтобы стать такой же умной.       Выяснилось, что с миссис Уизли поговорил Перси. В следующий раз, когда он будет говорить о днищах своих дурацких котлов или о новом нудном Постановлении Министерства, я обещаю уделить ему всецелое внимание. Я готова расцеловать его за то, что он спас меня от миссис Уизли!

***

      Он решает оставить разгадку причины своего состояния на потом, пока не придет в себя окончательно и будет готов услышать все ответы. Прямо перед ним разворачивается увлекательный спектакль — сотрудники ведут себя очень странно и пугливо рядом с ним. Их поведение кардинально отличается от поведения людей в его воспоминаниях. Ну, кроме Гермионы и Зевса. Они в порядке. Этот факт его напрягает. Почему Гермиона и Зевс единственные, кто ведут себя так, как положено?       Том давно начал замечать перемены в действиях персонала: глаза их постоянно бегают, они долго и пристально осматривают его, и чаще всего стараются как можно реже встречаться с ним взглядом. Позой они всегда направлены к выходу. Губы крепко сжаты. Держатся подальше от него на расстоянии вытянутой руки и вечно сутулятся, будто хотят казаться еще неприметнее. Движения суетливые и неловкие. Говорят очень мало, но если им приходится заговаривать, то делают это торопливо, желая как можно скорее покончить с этим. Иногда даже бледнеют и покрываются потом, когда больной обращается к ним напрямую. Тщательно запирают дверь его палаты каждый раз, когда уходят. Риддл не понимает, что это значит и даже думает поинтересоваться об этом у Гермионы, но в последний момент отказывается от подобной затеи. Только когда ему удается подслушать разговор между двумя целителями, он понимает, что все это демонстрирует страх и тревогу.       Они его боятся.       Почему они боятся его? Очень интригующе. Поэтому Том внимательнее относится к последующим невербальным знакам людишек, подмечая, что всё это индикаторы страха, даже если он на самом деле не воспринимает эмоции.       Когда расслабленная Гермиона сидит рядом с ним, ее рука небрежно лежит в его ладони, пока сама ведьма непринужденно болтает о новых рунах, найденных недавно на раскопках в Южной Америке, он задается вопросом, как заставить ее бояться его. Что для этого потребуется? Покажет ли она свой испуг? Какого это будет? Что он почувствует? Ему понравится? Его сердце бешено бьется от этой заманчивой перспективы. Она нечто. Разумеется, ее страх будет таким же одурманивающим, как и ее присутствие. Или она сумеет скрыть его?       Тогда будет печально.       Сложно сказать. Даже если она испугается, вряд ли Том Риддл в полной мере насладится ее страхом так, как наслаждается страхом Януса. Это так приятно. Он жадно упивается своим превосходством, когда тот с трудом держится на своих коротеньких ножках и все время норовит отгородиться от него каким-нибудь прикроватным столиком. Том не может насытиться этой силой, постоянно испытывая острую нужду довести Януса до предела и проверить прочность его нервишек. Хотя лежать в грязном белье часами напролет пациенту не прельщает, все же но паника этого человека подобна наркотику.       Впрочем, он подождет. Когда-нибудь Янус заплатит за каждое дурное слово, сказанное против Тома Риддла. 19 января 2004 г.       Пациент сегодня подозрительно притихший. Едва ли отреагировал на меня, когда мы обсуждали руны, которыми он очень интересуется. Я несколько раз спросила, все ли с ним хорошо, на что тот утвердительно кивнул, отрицая мои предположения. Когда я надавила на него, сослался на головную боль, но мне это показалось неубедительным. Я все думаю, чем он был озабочен. Нужно обратить на это внимание. Если подобное продолжится, стоит аккуратно выяснить, что его беспокоит. Все, о чем Волдеморт может размышлять, в конце концов, может оказаться смертельно опасным.       P. S. Придется составить новый учебный план, поскольку Живоглот использовал старый в качестве туалетного лотка.

***

      Том сосредотачивает все силы на том, чтобы вернуть себе способность двигаться и решить проблему с головной болью. Несмотря на то, что ему теперь разрешено принимать обезболивающе — больше нет опасений, что он снова впадет в кому, этого недостаточно. Гермиона приносит ему кучу книг по зельеварению по его просьбе, но нигде нет ответа. Они без конца обсуждают различные варианты, комбинируя разные зелья и заклинания, и девушка пробует несколько способов. Однако ничего не помогает, и головные боли продолжают мучить его.       22 февраля 2004 г.       Мигрень, вызванная зельем, сохраняется дольше, чем ожидалось. Мы упорно ищем решение, но пока безрезультатно. Северус тоже не имеет ни малейшего понятия — не то чтобы его это волновало. Он рявкнул, что у него есть более важные дела — а именно поразительное отсутствие мозгов и умений у нынешних студентов — чем тратить время на такие бессмысленные мелочи, как жалкие горести лорда Волдеморта. Он так же съязвил по поводу моего интеллекта, прежде чем захлопнуть дверью прямо перед моим носом. Полная задница. Жаль, что Зевс использует его в качестве зельевара для нашего подопечного. Придется перепроверить все, что он мне дает. Я бы на его месте не упустила возможности отравить Темного Лорда.       Проблема в том, что Риддл не сможет принимать противоядие от амортенции, пока мы не удостоверимся, что его организм полностью очистился от седативных препаратов. Зевс, кажется, думает, что антидот в сочетании с измененными факторами окружающей среды вылечит пациента. Я изучила исследования магглов на эту тему и договорилась о встрече профессором Мартой Фриман в Оксфорде, маггловским психотерапевтом, чтобы обсудить все подробности, как они это называют, антисоциального расстройства личности. Я прочитала множество книг, но лучше не стало.       Однако мне не терпится поговорить с ней. Магглы действительно разбираются в человеческой психике. Они намного опередили магический мир в области медицины, сомневаюсь, что нам удастся приблизится к их знаниям. Волшебники очень самодовольны. Тем не менее, я надеюсь узнать что-нибудь полезное. Может быть, у них есть ключ к разгадке.

***

      Благодаря настойчивости Тома его координация вскоре восстанавливается. Пациент бродит по коридорам закрытого темного отделения, когда дверь палаты не заперта, что случается нечасто. Он может открыть ее с помощью магии, если сосредоточится, но пока не желает раскрывать столь полезную способность. Вместо этого Риддл жалуется Зевсу на то, что работники постоянно закрывают его на замок, как тюремного заключенного. Том хочет увидеть реакцию Главного Целителя.       Зевс говорит ему, что это входит в обязанности персонала — Том находится в палате с наивысшим уровнем безопасности, и для его особых нужд требуется больше работников, чем в других палатах. Это полная чушь, но Риддл делает вид, что верит в столь наглую ложь, размышляя о истинной причине нахождения среди пациентов с тяжелыми психическими расстройствами. Разве он не должен лежать в Святом Мунго с другими жертвами несчастных происшествий?       Тем не менее, жалоба срабатывает. Зевс следит за тем, чтобы палата оставалась не запертой после их разговора, и, в отличие от других пациентов, Том может выходить, когда ему заблагорассудится. Риддлу нравится пугать Януса, неожиданно и бесшумно возникая там, где мужчина не ожидал его увидеть. Он уже придумал, как наказать его за непочтительное поведение — достаточно заманить Януса под удобным предлогом в палату Боруса. А затем наслаждаться зрелищем, как безумец разрывает того на куски. Никто никогда не докажет, что это сделал Том. Все знают, что Борус ненавидит Яруса и постоянно угрожает ему.       Однако большую часть времени Том прогуливается по коридорам только во время смены Гермионы. Когда у нее выходной, он часто сидит у окна — ему нравится одиночество. Остальные сотрудники ужасно глупы и посредственны. Вечно сплетничают друг с другом о всякой ерунде, которую жалкие ничтожные умишки считают чрезвычайно важной. Риддл предпочитает копошиться в своих воспоминаниях, пытаясь собрать их воедино: мать целует его перед сном, отец читает ему сказки на ночь, как они провожают его в Хогвартс, как плачут после его отъезда и повторяют, что любят его…       Почему его никто не навещает?       Его родители умерли за те годы, которые он провел в коме, но как насчет его друзей? Почему они не приходят? Это еще один пазл головоломки, который не сходится. Тем не менее, воспоминания полезны тем, что дают ему понимание, что правильно, а что нет. Том знает, какие эмоции должны сопровождать эти эпизоды, но ничего не чувствует. Не помнит, что ощущал, когда сказал матери: «Я люблю тебя». В нем нет никаких чувств. Что с ним не так? Это из-за его травмы или причина в чем-то другом? Ничего не приносит ему удовольствия. Том Риддл чувствует себя пустым.       Может, если станет свидетелем смерти Януса, он что-нибудь почувствует? Том решает воплотить свою идею сегодняшним вечером. Борус и без того чрезвычайно агрессивный весь день, а ночью дежурит один целитель на всю больницу. Все проходит гладко, и Том хладнокровно наблюдает через дверную щель главную кульминацию — паникующий Янус плачет и молит Боруса отпустить его, пока тот вгрызается ему в шею и голыми руками душит его.       — В человеческом теле довольно много крови, — равнодушно отмечает Том, когда Янус затихает.       Он выбрасывает тревожную кнопку Януса и уходит от чавкающего Боруса. Это ему ничего не принесло.       8 марта 2004 г.       Янус погиб вчера вечером, нарушив правила и войдя в палату Боруса без сопровождения. Как будто никто больше так не делает! Как будто у нас достаточно персонала, особенно в ночные смены! Руководство провело инструктаж о правилах безопасности, которые необходимо соблюдать в любое время при работе с чрезвычайно агрессивными пациентами. Как будто Янус в чем-то виноват!       Все наши пациенты опасны и непредсказуемы. Следует нанять больше работников, чтобы ночью в больнице находилось, как минимум, трое целителей. Мы не можем быть везде одновременно. И если мы будем сопровождать своего коллегу каждый раз, то просто не успеем выполнить всю свою работу, а начальство потом будет возмущаться, что мы бездельничаем.       Я их отчитала. Разумеется, никто этого не оценил, но я не могу сидеть, сложа руки и смотреть, как тело моего мертвого коллеги тащат по грязному полу, пока они распивают чаи в своих кабинетах. Я уверена, что Янус полагал, что все чисто, когда входил в палату, иначе бы просто не рискнул этого сделать. В конце концов, у Боруса уже был приступ в течение дня, и у него обычно не случается второго эпизода после такого количества успокоительного, которым его накачивают.       Рон, похоже, считает, что мне нужен отпуск или что-то в этом роде, чтобы развеяться, а лучше перевестись в другое отделение — подобных пациентов он справедливо называет жуткими. Он недоволен тем, что я разрываюсь между учебой и практикой. «Это длится уже третий год».       Но это не так. Я уже изучила всю необходимую теорию для работы целителем, и последние годы лишь набираю практический опыт в различных областях. Я легко могу совмещать свои обязанности с восточными магическими учениями. Я не должна увольняться только потому что у меня был плохой день. Проблемы не решаются бегством от них.       Держу пари, эти новые правила, будут соблюдаться первую неделю, а потом все вернутся к обычному режиму работы. Ничего не изменится, если не вникать в корень проблемы. Ну ничего, как только я получу полноценную лицензию целителя, я обязательно начну бороться с этим беспорядком. Так не может продолжаться дальше!