Белая Ночь

Над ночным Петербургом стремительно парила удивительная птица. Белая, как чистый лист, с прозрачно-голубыми, словно прохладная река под знойным летним небом, глазами, она оставалась для всех невидимой в серебристом лунном и любом другом свете, полностью сливаясь с ним своим белоснежным окрасом. Который мгновенно изменялся на абсолютно черный, стоило птице оказаться в полосе тьмы, растворяясь в ней целиком, лишь внимательные глаза могли изредка блеснуть опасно-звериной золотистой желтизной. *** (Немногим ранее). «Мы сильнее, когда мы с тобой вместе. Когда разрозненное «Мы» означает единое «Я». Нам ни к чему вытеснять друг дружку и тем более незачем стремиться друг друга уничтожить. Мы оба где-то ошибались, каждый по своему, будучи при этом каждый по-своему прав». «Вместе…». «Вместе», да! Ты придумал идеально отображающее суть название». «Что происходит…». «То, что ты хотел, чтобы произошло». «Ты опять за свое?». «Нет! Теперь все будет иначе. Ты не спрашиваешь меня «Почему?». «Можно подумать, мне не известен ответ». «Ты» снова больше нет». «Мы» снова вместе…». «Вместе!». «Я». *** (Несколько позже). Игорь, конечно, удивился тому, как это он оказался на крыше, не помня дороги наверх, но на сомнамбулизм не стал грешить, ясно ж, что это может быть только сон. Что-то его точно толкнуло вперед и он словно очнулся, едва добравшись до нужного места. Проснулся. То есть, разумеется, продолжал более-менее спокойно спать у себя в кровати. Его не удивила невесть откуда взявшаяся полупустая пачка сигарет в кармане куртки, бросил он уж давно, случайно заваляться та не могла, не пять копеек ведь, но это было… правильно, что ли. Так сейчас и должно было быть. И птица, рухнувшая камнем с неба прямо перед ним, заставив отпрянуть, сплав чистейшей белизны с вырвиглазной чернотой, не становящийся, как полагается, серым в итоге, птица лишь сперва показавшаяся ему обыкновенной птицей, ставшая у него на глазах в человеческий рост, фигура, обретающая все более узнаваемый, тонкой кистью очерченный абрис, милые черты такого знакомого лица… Ну конечно это был сон. Что ж еще-то. - Будешь? – протянул Гром Сереже мятую пачку, не задумываясь, просто потому, что только что собирался закурить сам. Во сне все можно. Разумовский сигарету взял, чем не мало того удивил. – Не думал, что ты куришь. - Бросил. - Прям как я! Ничего такого прям смешного сказано не было, но как же им стало обоим смешно! И легко. И светло. Светлой, как пасмурный день, белой питерской ночью. Зажигалку Игорь откопать так и не сумел, притом, что через порванный карман докопался аж до нижнего шва на куртке. Тогда ему Разумовский дал прикурить. От пальца. От чего они расхохотались так, что спугнули тусовавшихся на соседней крыше вездесущих котов. Они устроились плечом к плечу и коленом к колену, уселись на самом краю, беззаботно свесив ноги вниз, не боясь высоты. Во снах можно летать, Игорь был уверен, что запросто может полететь и он. Но никуда лететь ему не хотелось. Ничего больше не хотелось, таким он себя сейчас чувствовал счастливым. Хрен знает почему. А хотя… Было кое-что, чего ему все-таки не хватало до абсолютно полного счастья. А раз во сне можно все… Сдвинув кепку повыше на лоб, Игорь медленно, осторожно, чтобы не спугнуть, склонился к Сережиным губам, и поцеловал его. Сперва настолько же осторожно и медленно, деликатно и совсем невинно, если так можно говорить, когда статья за пропаганду и все такое. Сережины губы открылись ему навстречу жадно и нетерпеливо, на плечи легли его красивые руки, обняли за шею, потянули на себя. После чего о какой-либо невинности вести речь стало поздно. А поздно всяко лучше, чем вообще никак и никогда.