Жизнь взамен

У Се не знал, почему он не может быть счастлив. Быть счастливым – меньшее, что он мог сделать, учитывая, сколько людей пострадало в борьбе за его счастье. Панцзы, Сяо Хуа, СюСю, Хэй Яньцзин, Пань-е… и, конечно, Чжан Цилин. Все, кого У Се когда-либо любил, отдали всю или часть своей жизни ради его спокойствия. У Се однажды сказал, что у него была счастливая жизнь: у него были люди, которые любили его настолько сильно, что проливали за него свою кровь. У Се желал быть проклятым вместо этого. Потому что у тех, кого он любил, и кто любил его в ответ, судьба была более жестокой, чем если бы они не знали его и были свободны и счастливы. Что бы ни расследовали Сяо Хуа и Хэй Яньцзин, это было достаточно опасно, чтобы заставить их волноваться, и все же они ограждали от этого У Се, справляясь с проблемами самостоятельно. Он не мог помешать им в этом и не сомневался, что они справятся с тем, что обнаружили, без его помощи, но собственное беспокойство грызло его изнутри. А потом появился Чжан Цилин. В течение последних десяти лет У Се время от времени говорил себе, что будет счастлив, как только Чжан Цилин вернется. Вся его жизнь была одной большой подготовкой к возвращению Чжан Цилина, к обеспечению безопасности Чжан Цилина, к присутствию Чжан Цилина, каким бы отстраненным ни оставался его взгляд. У Се был рад, что Чжан Цилин вернулся – он чувствовал облегчение до мозга костей, и он бы прождал еще 10 лет, если бы это было необходимо, только чтобы получить то, что у него сейчас было. Но когда он потянулся к счастью, он вдруг обнаружил, что всего этого недостаточно. На следующее утро У Се проснулся в ласковом солнечном свете от мягкого стука в дверь. Пробуждение теперь постоянно его дезориентировало, как будто У Се приходил в сознание без привязки к реальности; раньше его заземляли повторение планов и вычеркивание дат в календаре. Он задавался вопросом, не так ли все время чувствовал себя Чжан Цилин. Он стоял у двери спальни У Се, потусторонний и такой красивый в этом утреннем свете. - Я собираюсь прогуляться, - сказал Чжан Цилин, его голос был таким тихим, что это было похоже на сон, который У Се когда-то видел. Он с трудом выбрался из паутины прежних желанных грез: - Когда ты вернешься? Чжан Цилин помедлил. «Никогда» – У Се представил, как он это говорит, или – «Десять лет, и ты можешь занять мое место». - К вечеру, - ответил Чжан Цилин. До вечера было еще довольно долго, но, по крайней мере, не 10 лет. Едва ли У Се мог просить о большем. - Хорошо, - сказал он. Чжан Цилин кивнул. Его пристальный взгляд задержался на У Се, такой же манящий, как все остальное в нем, а затем он повернулся и бесшумно выскользнул в коридор. У Се не знал точно, чего он хотел от Чжан Цилина, недостаток чего оставил его таким невыносимо недовольным. Или скорее У Се не желал облекать это в слова, потому что дав этому имя, он мог дать этому силу лишить его того небольшого счастья, которое у него было. Он хотел, чтобы Чжан Цилин остался. Он хотел, чтобы Чжан Цилин был рядом. Он хотел касаться Чжан Цилина, чувствовать его теплым, живым, настоящим и реальным. Но Чжан Цилин, как и все в жизни У Се, уже дал ему гораздо больше, чем У Се когда-либо хотел или заслуживал. У Се никогда не осмелился бы просить большего. У Се услышал, как закрылась входная дверь с другой стороны дома. *** Панцзы приготовил завтрак, так что посуда досталась У Се. Иногда У Се подозревал, что любовь Панцзы к кулинарии была связана не столько с самим процессом приготовления пищи, сколько с избеганием мытья посуды. - Думаю, после того, как снова смогу двигаться, пойду поработаю в саду, - сказал Панцзы. Он казался довольным. У Се почувствовал прилив удовлетворения: получилось! После десяти лет заботы Панцзы о нем У Се наконец сделал его счастливым. - Хочешь присоединиться? - Почему бы и нет, - ответил У Се. – Но только ты и я. Сяогэ снова бросил нас этим утром. Он услышал диссонирующую нотку в собственном голосе и поморщился, отмывая тарелку в раковине, теплая вода стекала по его запястью. Может Панцзы пропустит это мимо ушей. Панцзы молчал долго, достаточно долго, чтобы У Се начал думать, что его надежда воплотилась в реальность. Но в конце концов он спросил: - У Се, ты в курсе, сколько мне лет? У Се понял, что угодил в ловушку, едва это услышал: - Ни днем больше 25. - 25, ни днем больше 25, не пытайся впарить мне эту чушь, ты слишком стар, чтобы прикидываться милым. Большую часть жизни я провел, переживая о тебе и Сяогэ. И я ни о чем ни жалею, - отметил Панцзы, и У Се услышал, как скрипнули пружины дивана, когда он встал. – Я люблю вас обоих, как родных братьев, и я последую за любым из вас в жизни и в смерти. - Но, - сказал Панцзы, и его руки опустились на плечи У Се со спины, сжимая и встряхивая его, будто вместо этого он представлял, что сжимает шею У Се, – теперь ты убиваешь меня своим беспокойством. У Се устоял против хватки Панцзы, вода плеснула с тарелки на стол. - Я не делаю ничего, о чем стоило бы беспокоиться. - Сяогэ дома, - напомнил Панцзы. – Мы трое снова вместе. У нас есть все, что нам нужно, чтобы быть счастливыми, поговори с ним. - Поговорить? С Сяогэ? - Перестань, он говорит с тобой. Терпение У Се внезапно иссякло вместе с шутливым настроением. Он закрыл кран. - О чем нам нужно говорить? - О том, чего ты хочешь от него. У Се повернулся, намереваясь оставить немытые тарелки на потом, но обнаружил, что путь к отступлению уже перекрыт. Панцзы стоял посреди кухни, скрестив руки на груди и расправив широкие плечи. - Мы потратили годы, узнавая о Сяогэ все, что только могли, и выяснили больше, чем он сам знает о себе, - отметил Панцзы. – И после всего этого стало понятно, почему он существует в этом мире иначе, чем ты или я. Ты это понимаешь. И ты знаешь, что ему просто не придет в голову, что кто-то может хотеть от него чего-то, кроме его крови или защиты, потому что это единственные вещи, которые кто-либо когда-либо пытался от него получить. - Я бы не стал просить у него об этом, - отрезал У Се. - Нет, он предлагает тебе все это по своей воле, - объяснил Панцзы терпеливым тоном, который раньше У Се слышал от него только в общении с маленькими детьми. – И я не думаю, что он был бы против дать тебе что-нибудь еще, чего ты, возможно, хочешь, если только ты сможешь донести до него, о чем речь. У Се очень хотел, чтобы Панцзы не стоял между ним и дверью. - Ты говоришь слишком туманно, Панцзы. Что ты пытаешься сказать? - Уууф, Наивняш, - Панцзы состроил гримасу. – Думаешь, это то, о чем бы я хотел говорить со своими братьями? Если и правда хочешь, я могу найти тебе книгу; думаю, есть парочка довольно искусно иллюстрированных, которые босс Хэй мог бы тебе порекомендовать… - Хватит, - отрезал У Се. Его сердце колотилось, как у кролика в клетке. – Как ты вообще мог предположить что-то подобное? Чем это лучше того, как если бы кто-то требовал его крови? - Это не то, что я имел ввиду, - ответил Панцзы гораздо мягче, чем до этого. – Я не говорю, что ты должен что-то требовать от него или даже просить о чем-то, чего ты не хочешь или чего не хочет он. - Я не хочу от него такого. - Потому что ты этого не хочешь или потому что думаешь, что он не хочет быть таким для тебя? Ты был словно вдовец, когда он ушел, ему стоит это знать, ради его же блага. И ты должен сказать ему, ради себя самого, - Панцзы посмотрел на него, его взгляд не был таким потусторонним и пронзительным, как у Чжан Цилина, но он слишком хорошо знал У Се, чтобы У Се мог чувствовать что-то, кроме всепоглощающего ужаса. – Он отдал свою жизнь за тебя, не ожидая ни слова в ответ. Черт возьми, он даже не ждал, что ты последуешь за ним, чтобы попрощаться. Ты не думаешь, что он должен знать, что ты поступил бы также? Что ты так и поступил? - Я ничего не сделал. Болезненное выражение лица Панцзы, казалось, застыло между печалью и раздражением. - Ничего не сделал? – повторил он. – В самом деле? Значит и все мы не сделали ничего? Я знаю, тебе сложно остановиться после стольких лет безостановочного бега, но притормози на минутку. Поговори с ним, как с запутавшимся человеком, каким он и является, как с настоящим человеком, а не как со своей статуей на пьедестале, которая дает тебе причину к существованию. Я не могу решить это за вас двоих. Вы должны сделать это сами. Десять лет Панцзы был рядом с У Се, его поддержкой и опорой, страховочным тросом для потрепанного рассудка У Се. У Се хотел облегчить его страдания, но вместо этого сделал хуже, потому что всегда хотел большего. Возможно, на самом деле Панцзы нужна была не самая красивая спальня в доме или сад для работы, а свобода. У Се выровнял дыхание и сказал спокойным голосом: - Мы с ним разберемся. Панцзы… ты хочешь вернуться домой, в Пекин? - Ты что, выгоняешь меня? Прошло много времени с тех пор, как У Се в последний раз слышал такой неподдельный гнев в голосе Панцзы. - Я… нет, нет, я просто подумал… может быть, ты устал от… Я хотел дать тебе шанс делать то, что ты хочешь, а не то, что нужно мне. - Что я хочу, - вскипел Панцзы, - и что мне нужно, так это остаться здесь, со своей семьей. Черт тебя побери, Наивняш! Сердце У Се было месивом узлов, так крепко связанных, что, возможно, его никогда не удастся развязать. Но, услышав уверенный и мгновенный ответ Панцзы, один из этих узлов ослаб. У Се улыбнулся. И тут в третий раз за два дня зазвонил телефон. - Сяо Хуа и Хэй Яньцзин, что у вас там такое? – пробормотал У Се, намыленными руками вытаскивая телефон из кармана. – Клянусь, им лучше быть под дулом пистолета, окруженными людьми в масках! Я просил их не звонить хотя бы месяц, пока мы не обустроимся. Его руки дрожали, когда он отвечал на вызов. - Сяо Хуа? – проговорил У Се, поставив телефон на громкую связь для Панцзы. – Все в порядке? После короткой паузы Сяо Хуа вздохнул. - Все в порядке, - ответил он. – Но прошлой ночью кто-то пытался проникнуть в Ушанцзю.