Игра в любовь

      Эймонд с Люком провели на Севере ещё целый день и целую ночь, поздравляя молодожёнов. На утро после первой брачной ночи Алисанна выглядела очень довольной, много смеялась и обнимала мужа, который удовлетворенно улыбался. Странно, ведь, судя по рассказам матери, близость с мужем — обязанность. Неприятная рутина, которую следует перетерпеть и всего лишь. Так почему она так счастлива? Что он там с ней делал такого?! Оглянувшись на мужа, он вдруг вспомнил их самый первый разговор в брачную ночь. Люк говорил что-то о том, как близость может оказаться приятной и для омеги. Может, он в самом деле не солгал и имел что-то подобное в виду?       Арракс с Вхагар были безумно рады вернуться обратно в тепло на Драконий камень, уже нетерпеливо переминаясь, пока Люк и Эймонд прощались с четой Старков. — Приезжайте к нам на Драконий камень, — улыбнулся Люк, легко кивнув спокойному Кригану. Тот поклонился с лёгкой улыбкой на губах. — Как будет свободное время, так сразу, — заверил его Старк. Эймонд вежливо прикрыл глаза и едва кивнул, также поворачиваясь на Алисанну. Девушка поклонилась принцам, удовлетворённо улыбаясь и держа испуганного Рикона за руку. В данный момент он со страхом и благоговением рассматривал драконов, стараясь запомнить как можно больше деталей. Между тем, он не отлипал от мачехи, таскаясь за ней, как утёнок целыми днями. Эймонду нравилось это, ведь дети куда лучше чувствуют окружающих. Криган не ошибся с выбором жены, это точно. — Да уберегут Боги ваш Дом от невзгод, — на прощание сказал Эймонд, взбираясь на свою драконицу под изумлённые взгляды прочих Лордов. Кажется, на Севере все значительно консервативнее, потому с сомнением наблюдали за своеволием омеги в течение всего времени их пребывания в Винтерфелле. И всё же, места поистине живописные. В следующий раз они точно отправятся на Стену и воочию увидят величие этого мрачного места. Люцерис уселся поудобнее на Арраксе и, окинув всех провожающих беглым взором, громко проговорил: — Sōvētēs, Arrax!       Дракон взмахнул широкими белоснежными крыльями и, разбежавшись, взмыл в небо. Вхагар громко прорычала, пугая маленького Рикона, который зажмурился, и также побежала следом, разгоняясь для хорошего взлёта. Эймонду нравилось чувство превосходства. Каждый альфа-северянин, что бы ни думал о неправильности его поведения, всё же опасался конфронтации того, кто является всадником подобного монстра.       Вернувшись к тёплым землям, Таргариен был безумно рад солнцу и свежести, по которым успел соскучиться в ледяных краях своего друга. За всё время их путешествия не произошло ничего особенного, да и фокус внимания был полностью на горячей ванне с маслами и уютной, уже родной постели. Однако, как только ближе к вечеру они наконец вошли обратно в замок, Эймонд не особо с кем-то разговаривал. Более того, он отмахивался от любых вопросов, позволяя Люку ответить за них двоих. Шагая прямиком к комнате Рейниры, не реагируя ни на что и на ходу попросив слуг подготовить горячую ванну, Таргариен вошёл в спальню сестры. Та как раз кормила дочку, подняв взгляд на вошедшего и тепло улыбнулась. Все уже знали о прибытии супругов. Рейнира знаком показала, чтобы Эймонд был потише, и тот осторожно приблизился, внимательно рассматривая малышку. Ведь именно возле замка он вдруг осознал, что хочет увидеть Висенью. Девочка как раз уже почти засыпала с грудью матери в маленьком рту, и Таргариен задумался. Он ведь вроде как не сможет так же кормить своего ребёнка, если тот вдруг у него когда-то будет. Промелькнувшая мысль испугала его, и юноша задумчиво отвёл взгляд в сторону. Тогда-то Рейнира и отдала наконец ребёнка в руки служанки, медленно вставая с диванчика и закрываясь. — Ну как ваше путешествие на Север? — она заботливо коснулась плеча брата и посмотрела в бледное лицо. Эймонд кивнул. — Хорошо. Правда, холодно, но внутри замка лучше. — Немногословно, — она усмехнулась. — Понравилась церемония? Что там было? Могу приказать подать ужин здесь, поедим вдвоем. — Спасибо, я думал поужинать с Люком… — проговорил Таргариен, затем резко замолчал. И давно он вообще так спокойно говорит о нем? И ставит в приоритет над всеми? О, Боги! Это замешательство не укрылось от взора Рейниры, и она ухмыльнулась. — Отдыхайте. Если захочешь поговорить, то приходи в любое время, я буду рада, — женщина поймала смущенный взгляд Эймонда и улыбнулась, выходя вместе с ним из комнаты.       После ужина Люк делился впечатлениями с семьей и рассказывал про их путешествие, а Эймонд задумчиво прохаживался по саду Эйгона неподалёку от всех. В голове крутились самые разнообразные мысли, но громче всего вопила лишь одна: он почему-то стал признавать во всех, с кем сейчас живет, свою настоящую семью. Рейниру, которая была с самого начала заботливой и понимающей. Джейс и Джоффри, искренне пытающиеся наладить взаимоотношения. Защищающий его от переживаний Деймон. Малыши Эйгон, Визерис и Висенья, что стали так близки ему. И Люк… Эймонд замер посреди сада, глядя пустым взглядом прямо перед собой. А что Люк? Он — его муж. Самый близкий по сути человек. И удивительно терпеливый! Столько месяцев без близости, поразительная выдержка. На мгновение пронеслась мысль, что он может иначе справляться с напряжением, но почему-то думать о таком совершенно не хотелось. Эймонд нахмурился, мельком представив эту неприятную картину, и сразу же ощутил скользкое и неприятно тягучее чувство в груди. Нет уж, о таком нельзя думать. Сам разрешил! — …И потом мы улетели. Так что, следующий визит будет уже к нам сюда, — с улыбкой закончил Люк, оглядываясь на гуляющего неподалёку мужа. Джейс заметил этот взгляд и, после недолгого продолжения обсуждения свадьбы на Севере, утащил брата поговорить. Лишь когда парни остались наедине, Джейкерис наконец подал голос. — Ну что там? Как у тебя с Эймондом? — Мы не спали, если ты об этом, — честно ответил Люцерис и отвёл смущённый взгляд в сторону. — Он… Ну, он не хочет. — Это понятно, — Джейс нервно оглянулся на остальных. — Но как он собирается продолжать эту игру в период жара? А у тебя скоро гон. — Я думаю, что смогу травами придержать своё либидо, — Люк всерьёз задумался, не решаясь посмотреть в сторону мужа. — Но я предупредил его, что в дни жара не ручаюсь за себя. Он что-то пробубнил, я не понял что именно. В общем, я не представляю, что там будет. — Зато я представляю, — криво улыбнулся Джейс, похлопав брата по плечу. — И, думаю, наконец прекратится время твоего воздержания. — Либо я лишусь всего, что у меня есть между ног, — вздох сорвался с губ Люцериса. Старший на это лишь засмеялся, мельком оглядываясь в сторону Эймонда. Тот казался задумчивым, совершенно не обращая никакого внимания на окружающих.       Спустя несколько дней, когда Люк и Эймонд вошли в норму, Рейнира сообщила, что их ожидают всей семьёй в Красном замке, и уже на следующее утро нужно будет отправиться в Королевскую гавань. Эймонд услышал об этой новости с самого утра от уже бодрствующего Люка, который вернулся от матери, которая стала чаще просыпаться рано утром. Люцерис вернул ей малышку, которая вновь спала прошедшей ночью в его с Эймондом покоях. — Понятно, — как-то мрачно проговорил Таргариен в ответ на новость, и Люк едва заметно нахмурился. Присев чуть поодаль на постели, он взглянул в сонное лицо мужа, но не решался на физический контакт. — Ты не рад? Ведь наконец увидишь свою семью, — голос его звучал убедительно, но Эймонд не реагировал. Он ведь уже даже не считал всех, кто живёт в Красном замке, своей семьёй. У него появилась новая. — Наверное, ты прав, — смог только выговорить Таргариен, поправляя волосы и вставляя камень в пустую глазницу. Люк внимательно за ним наблюдал, силясь понять, что же происходит в его голове. — Если ты не хочешь, то можешь остаться здесь, а я… — Нет, нам следует поехать. Обоим, — резко уточнил омега. Он прекрасно понимал, что пойдут слухи о его беременности. И если узнается, что это не так, то расползутся какие-нибудь ещё, более отвратительные. Нужно явиться вместе, показаться при дворе. И пускай матушка увидит, что он счастлив в этом браке. Люк медленно кивнул, но взгляда не отводил. — Хорошо. Тогда я прикажу собрать наши вещи, если не возражаешь. — Конечно.       Сборы проходили довольно сумбурно, ведь теперь приходилось думать о том, как наиболее безопасно перевозить Висенью. Деймон суетился вместе со старшими детьми, чтобы всё было максимально комфортно для двух девочек в их семье, и Эймонду это уже казалось нормой. Он уже понимал, что это искренняя забота о своих членах семьи. К тому же, вероятно, уже иного отношения к себе Таргариен и сам бы не стал терпеть. Теперь он уверен, что в случае чего может знать, что за него встанут горой как минимум четверо членов его семьи, включая юного Джоффри. Люцерис полностью взял на себя сборы, пока Эймонд целый день находился в гордом одиночестве и фантазировал, что именно может произойти в эту встречу с родственниками. Ближе к вечеру только вернулся в покои к уже переодетому мужу. Люк беспокоился за состояние Эймонда, но всё-таки не рискнул затеять неприятный диалог, заговорив о чём-то совершенно отстранённом. — … да и Джейс уже предвкушает встречу с Бейлой, весь день об этом говорит. Наверное, они будут такими счастливыми в браке, — говорил Люк, глядя в окно, пока Таргариен задумчиво рассматривал свои ладони и сидел в постели. — А ты? — резко вырвалось у омеги, и Люк улыбчиво на него оглянулся. — Ты сам-то счастлив в этом браке? — Что за вопросы такие? — нервная усмешка сорвалась с губ Люка, он медленно развернулся и осмотрел мужа. Эймонд поднял на него свой взор, полный сомнений. — Обычные. Ты ни слова мне не говоришь о том, что мы за всё время целовались-то только во время церемонии бракосочетания. Близости и вовсе у нас не было. И ты молчишь. Почему? — Ты чего вдруг затеял этот разговор? — Люцерис улыбался, но краешки губ подрагивали от волнения. Эймонд всё так же сидел и ожидал ответа, никаких эмоций не выражал, кроме единственной — сомнение. Он не понимал всё, что происходит между ними, и это сводило с ума. — Как-то ты напился, — голос Таргариена звучал тихо, он отвернулся в сторону своих ладоней вновь. — Тогда ты сказал, что жалеешь о нашем браке. Жалеешь, что согласился. — Что?! Я не мог такого сказать! — Люцерис встрепенулся, теперь от улыбки на губах не осталось и следа. Эймонд поднял ладонь, прося замолчать. Он понимал, что немного лукавит и приукрашивает, но дословно уже вряд ли вспомнит всё услышанное в тот вечер. — Сказал. Но с тем объяснением, что тебе грустно от того, как я несчастлив в браке. И вдруг мне было бы лучше выйти за Старка. Я тогда подумал, кто на самом деле из нас несчастлив в этом браке? Я или ты?       Таргариен устремил острый взор в карие глаза мужа, и Люк нахмурился. Альфа прекрасно понимал, что впервые за долгое время Эймонд с ним настолько откровенен, и заискивать либо сглаживать углы сейчас будет не самым лучшим решением. Он ведь даже не помнил, чтобы говорил нечто подобное! — Я точно не могу быть несчастливым в браке, если могу путешествовать наравне со своим мужем, проводить время вместе и… — У нас близости нет, Люцерис! — не выдержал Эймонд, перебив осторожное вступление альфы. Люк замолчал, заметив, что отчаяние плещется в глазах мужа, нарастая с каждой секундой больше и больше. — Я понимаю, что сам отказался. Что сам… Позволил тебе спать с другими. Но я не понимаю, как тебя может такое вообще устраивать? Неужели тебе бы не захотелось жениться на омеге, которая удовлетворяет твои желания? Нет, я даже уверен, что это было бы правильным решением. Для чего ты всё это делаешь? Почему ты так добр ко мне?!       Последняя фраза вырвалась у омеги с такой болью в голосе, что Люк мгновенно ощутил укол в груди. И осознание мотивов сказанного дошло до него столь же стремительно. В единственном глазу отражались страдание, душевные терзания и страх, что этот разговор может закончиться чем-то крайне ужасным. Эймонд едва заметно зажался на постели, словно загнанный зверёк, готовый к защите. Люк не приближался, сохраняя между ними дистанцию, и наконец решился сказать хоть что-то. — Может, для тебя этот брак был сродни спасения. От нежеланного супруга, от семьи. От самого себя. Но я правда хотел, чтобы мы поженились, — Люцерис отвернулся в сторону, чтобы его взгляд и мимика не выдали его с потрохами. Эймонд вздрогнул, но не решался поднять взора. — И был рад, когда наши имена вписали рядом в книгу жреца. Я ведь… Я бы никогда не согласился на брак, если бы я не чувствовал что-то к своему партнёру. Можешь думать обо мне что хочешь, бояться насилия и даже изнасилования. Но меня безумно ранит, что ты допускаешь даже единственную мысль, где я могу быть близок с кем-то, кроме своего мужа. — Что? — тихо сорвалось с губ изумлённого Эймонда. Он резко развернулся на Люка: альфа стоял, потупив мрачный взгляд на гладь моря. Нет, Таргариен ведь не ослышался сейчас?! — С момента, как мы поженились, я не был близок ни с кем. Потому что, в моём понимании, это — низость. Предательство. Я клялся тебе в верности, принял свет твоего пламени. И для меня произнесённое не было пустым звуком, — Люк круто повернулся, заглядывая в единственный лиловый глаз мужа с такой болью, что у Эймонда скрутило живот. — Я обещал тебе, что не прикоснусь до тех пор, пока ты сам того не захочешь. Но я не соглашался с твоим предложением и позволением изменять! Мне очень жаль, что ты обо мне такого мнения.       Люк тихо извинился и вышел из комнаты, оставляя Таргариена наедине со своими мыслями. Эймонд едва ли мог поверить в услышанное, плечи по-прежнему приподняты в напряжении, а сам он ковырял край одеяла в попытках выплеснуть подавленные эмоции. Сказанное звучало слишком правдоподобно, да и эмоции… Люцерис выглядел таким искренним, что неосознанно Эймонд отбрасывал всякие сомнения в его искренности. Люк ни разу ему не врал за все эти месяцы. Внутри неожиданно стало горячо, Эймонд схватился ладонью за грудь и прикрыл глаз. Что это ещё за чувство такое?!       Люцерис вернулся обратно в покои лишь через пару часов. Эймонд лежал, но никак не мог уснуть, потому вздрогнул, услышав звук закрывающейся двери позади себя. Не открывая глаз, он прислушивался, что будет делать его альфа. Люк молча прошёл ближе к постели, и по звуку было ясно, что он разувается и как обычно снимает штаны. Почему-то в голове всплыло воспоминание о том, как они посетили бордель. Тот томный и потемневший взгляд Люка, как он его поцеловал… Эймонд заёрзал в постели, и это заставило альфу помедлить, прежде чем залезть под одеяло. Ему показалось, что он может разбудить Таргариена, но причина оказалась куда прозаичнее. Неожиданная волна возбуждения накрыла его с головой, и теперь Эймонд жутко боялся, что его рассекретят. Ведь теперь всё его состояние говорило только о том, как он неспокоен. Люк осторожно улёгся лицом к спине Эймонда, и тот, приложив все силы, чтобы успокоиться, решился повернуться к нему. Судя по движениям Люка, он жутко волновался, и не решался положить ладонь на талию мужа. Таргариену было интересно, что сделает Люцерис, если он сам проявит больше инициативы, пусть даже и притворяясь спящим. Тем временем, в нос Люка ударил запах феромонов возбуждения, и он сам поёжился, ощущая ладонь мужа у себя на спине. В глазах плыло, ведь он не понимал, из-за чего вдруг Эймонд источает такой манящий запах, но голова совсем не слушалась. Может, это из-за приближающегося жара?       Люк смотрел прямо на приоткрытые губы мужа, пока тот старался создавать видимость того, что спит, при этом крепко обнимая альфу за спину. Хотелось понять, как далеко может зайти Люцерис, когда перед ним источающий феромоны омега, который ещё и не в ясном сознании. Удивление поразило его глубоко внутри, когда пальцы Люка легли ему на скулу, едва касаясь, а затем и губы накрыли с поцелуем его собственные. Совсем нежный, осторожный поцелуй, и на мгновение Эймонд пожалел, что притворился спящим. Почему Люцерис такой?! Он мог бы сделать совершенно всё, что душе угодно! Но он решился лишь на нежный поцелуй. Хотя и от него Таргариен ощутил новую волну возбуждения. Приближающийся жар попросту сводит его с ума! И как держаться, когда этот период начнётся, в конце концов?! Люк медленно отодвинулся, ощущая, как его крепче обнимают, потому улыбнулся уголками губ. Хоть иногда-то можно себе позволить поцеловать своего мужа? Да и Эймонд не отодвинулся, не проснулся. Хотя бы что-то, уже неплохо. И всё же, Люцерис ужасно переживал насчёт грядущего гона. Если он будет засыпать с подобными волнами феромонов от Эймонда, то едва ли удержится от активных действий, и тогда может случиться всё, что угодно. Остаётся лишь надеяться на лучшее.