Этот мир слишком мал для моей любви

Внезапная и безвременная утрата Тань Цзаоцзао, чья жизнь угасла буквально на руках у Лин Цюши, выбила его из колеи. У Жуань Ланьчжу сердце разрывалось при виде душевных терзаний Лин Цюши, отражавшихся и на физическом уровне. Жуань Ланьчжу никогда еще не видел его таким, и это вызывало в нем запредельное беспокойство, почти граничащее со страхом потерять его, потому что за его ментальное здоровье он беспокоился сейчас даже больше, чем за физическое состояние. Впервые столкнувшись с таким состоянием Лин Цюши, Жуань Ланьчжу попытался его успокоить, как мог. Его выразительный, вмещающий целую гамму чувств взгляд говорил о гораздо большем, чем могли бы сказать слова, но Лин Цюши после похорон Тань Цзаоцзао просидел целый день, находясь в прострации, уставившись в одну точку, так что взглядов Жуань Ланьчжу он не увидел. К тому же, Лин Цюши не знал, что Жуань Ланьчжу потом все же вернулся и предложил Тань Цзаоцзао сопровождать ее и в 6 Двери тоже, поэтому, мало что понял из всего происходящего и не особо разобрался в ситуации. Решив, что Жуань Ланьчжу отделался дежурными фразами, Лин Цюши не считал нужным в таком случае напрасно тратить слова и время, чтобы впустую доказывать что-то вечно холодному и безразличному главе Обсидиана. Вследствие этого, когда Жуань Ланьчжу, придерживая одной рукой Лин Цюши за плечо, другой — попытался осторожно вытащить стакан со спиртным из его рук, мягко прошептав, что все пройдет, Лин Цюши искоса посмотрел на него, а затем, резко выдернув стакан, так, что больше половины содержимого разлилось на стол, раздраженно воскликнул: - Ланьчжу, да что с тобой?! У тебя в сердце лед? — в гневе швырнув стакан на стол, он направился в ванную, добавив напоследок, что хочет, чтобы все оставили его в покое. Жуань Ланьчжу решил не препятствовать ему, успев только сказать вдогонку, чтобы был поосторожнее и позвал, если что-то будет нужно. Он остался сидеть в гостиной, сосредоточенно глядя в пространство комнаты перед собой, чувствовуя себя расстроенным и опустошенным. Каждый раз, когда ему казалось, что они продвинулись, наконец, хотя бы на полшага вперед, и Лин Цюши вот-вот сможет открыть ему свое сердце, на горизонте снова возникало какое-нибудь очередное неожиданное препятствие или сомнение в и без того очень чувствительной и ранимой душе Лин Цюши. Тут Жуань Ланьчжу вспомнил, что за последнее время Лин Цюши уже несколько раз успел высказаться по поводу его излишней сдержанности и внешней холодности (неужели только Тань Цзаоцзао смогла рассмотреть его внутренний огонь, пламя, бушующее внутри него?). Почему же тот, кто был ему ближе всего — Лин Цюши, вероятно, даже не догадывался об этом? Неужели Жуань Ланьчжу недостаточно старался, чтобы наглядно показать ему это? Получается, все было впустую? Жуань Ланьчжу сам не заметил, как все глубже стал погружаться в эти мысли, волна неконтролируемых эмоций накатила на него. Он хотел бы возразить, что из них двоих как раз для него в наибольшей степени характерна экспрессия, но поведение Лин Цюши никоим образом не предрасполагало к ее проявлению, и он каждый раз каким-то чудом удерживал себя от искушения прижать, как следует, Лин Цюши к кровати, столу, тумбе или любой другой горизонтальной (да и вертикальная поверхность Жуань Ланьчжу тоже вполне бы устроила), рядом с которой они оказались бы в тот момент, и не сделать наконец с Лин Цюши все то, о чем он так долго мечтал. Но только окажется ли готов к этой, так называемой, экспрессии сам Лин Цюши? Жуань Ланьчжу в этом очень сильно сомневался, судя по тому, с каким растерянным выражением лица он на него смотрел, какие смущенные речи вел и насколько инфантильные вопросы задавал, стоило только Жуань Ланьчжу попытаться оказаться ближе, чем друг, и вторгнуться в его личное пространство. К чему тогда весь этот балаган? Или все это притворство и игра? Ведь Лин Цюши, как взрослый человек, должен понимать, что странно требовать от другого открыто выражать свои чувства в одностороннем порядке, когда сам Лин Цюши остается закрыт в этом плане от Жуань Ланьчжу. Он вынужден сдерживать себя во всем, что касается Лин Цюши исключительно силой внутреннего самоконтроля, и теперь получает упреки в безразличии к окружающим с его стороны. Парадокс. Тем не менее, он признает, что поначалу его интересовал только Лин Цюши, но теперь его теплые чувства простираются куда дальше и включают в себя круг близких друзей, коллег по Обсидиану и даже некоторых Хранителей. Благодаря внутреннему свету Лин Цюши Жуань Ланьчжу сам с удивлением обнаружил, что стал все больше проявлять живые человеческие чувства, будь то дружба, любовь, сострадание, горечь расставания или боль утраты… Он хотел бы рассказать Лин Цюши о своих размышлениях и закономерно следующих из всего этого выводах, к которым он пришел, но вряд ли он смог бы рассказать обо всем этом в нескольких словах. Как вместить огромный диапазон мыслей и чувств, расцветающих у него внутри благодаря Лин Цюши, в пару фраз? А выслушать и осознать больше, находясь в таком состоянии, Лин Цюши просто и не смог бы. По крайней мере точно не сейчас. С одной стороны, Жуань Ланьчжу ощущал, как горькое колкое чувство, от которого сердце неприятно замирало и болезненно сжималось, похожее то ли на обиду, то ли на досаду, продолжает развиваться в нем, с другой — головой он мог понять, с самого начала прекрасно понимал, что человек с таким внутренним светом почти наверняка обладает не только доброй душой, ясным незамутненным сознанием и открытым сердцем, — весь этот набор редких одухотворяющих качеств с высокой долей вероятности сочетается с физической чистотой и невинностью. Ему ничего не стоило проявить больший напор и настойчивость (чтобы в максимально короткие сроки добиться Лин Цюши не только в качестве партнера, но и как возлюбленного), что он поначалу и сделал, встретившись с ним в их первой Двери, но потом, пройдя вместе несколько испытаний и больше разобравшись в его характере, Жуань Ланьчжу пришлось проявлять чудеса эмоциональной выдержки и самообладания, потому что он просто не хотел бы оскорбить его лучшие чувства. Тем более, что с первого взгляда было понятно, что Лин Цюши был неопытен и слабо разбирался в отношениях. Зато другие прекрасно обо всем догадывались — практически сразу, с того самого момента, когда Жуань Ланьчжу перевез Лин Цюши вместе с вещами жить в Обсидиан. Ревность? Да, но не у Лин Цюши. По крайней мере, так Жуань Ланьчжу всегда казалось. И это его тоже неимоверно расстраивало. Конечно он не мог не заметить оживлённый блеск в глазах Чэнь Фэя, когда тот смотрел на него, и какие невозможные взгляды, полные немой тоски и мольбы, бросал он в сторону Жуань Ланьчжу, особенно, когда тот решил пригласить Лин Цюши на импровизированное свидание в кино на премьеру фильма Тань Цзаоцзао. А Лин Цюши? Казалось, что подобные чувства ему совсем не были знакомы. По крайней мере Жуань Ланьчжу его за таким ни разу не замечал. Возможно, поэтому он и был так светел, и вся эта внешняя грязь никогда не липла к нему, не могла затронуть его внутренний мир, потому что там просто не было места этим темным сторонам человеческого существа. Наверное именно поэтому Жуань Ланьчжу и не хотел, чтобы тот осквернял себя и брал грех на душу, не дав ему возможности отомстить Яну Шихэ за Ли Дунъюаня в их недавней Двери. Жуань Ланьчжу не знал, сколько времени он так просидел. Вдруг что-то резко заставило его выйти из молчаливого задумчивого оцепенения. Опомнившись, он посмотрел на часы, прошло уже почти 40 минут. Пора бы, наверное, Лин Цюши уже завершить свои водные процедуры и выйти? Тем более, в таком состоянии. Жуань Ланьчжу мгновенно ощутил приступ странного беспокойства и неприятный холодок по спине, и решительными шагами направился в ванную. Он даже не постучал, на ходу громко позвал Лин Цюши и, не получив никакого ответа, просто выбил закрытую изнутри дверь. Ворвавшись внутрь, он увидел Лин Цюши, лежащего в ванной, его лицо наполовину погрузилось в воду: рот и нос оказались ниже уровня воды. Жуань Ланьчжу, потрясенный увиденным, бросился к нему, вытаскивая его тело за плечи из воды, и громким отчаянным голосом позвал Чэнь Фэя. Пока тот бежал со второго этажа на первый, Лин Цюши уже начал приходить в себя, — хорошо, что Жуань Ланьчжу успел вовремя. Жуань Ланьчжу усадил откашливающегося Лин Цюши на пол рядом с ванной и обхватил его мокрое тело обеими руками поперек груди, расположив под углом его торс и надавливая на ребра, помогая ему освободить свои легкие от успевшей попасть туда воды: - Дыши, Цюши, дыши... Слышишь меня? Не смей сдаваться... Дыши ради нее! Дыши ради себя, дыши ради меня! Ради себя и всех нас! Ты нужен этому миру! — и потом, после недолгой паузы, на мгновение обессиленно прикрыв глаза, и не дав тем самым возможности проявиться дальше выступившей было прозрачной влаге, тихо добавил: — И ты очень нужен мне.... Затем, до прихода Чэнь Фэя, Жуань Ланьчжу в успокаивающей манере гладил мелко подрагивающее тело Лин Цюши по плечам и спине, шепча: - Все хорошо, все уже закончилось. После того как Чэнь Фэй окончательно привел Лин Цюши в чувства, проверил некоторые жизненно важные реакции и рефлексы и убедился, что с ним все было в порядке, и его состоянию ничего больше не угрожало, Жуань Ланьчжу, отказавшись от его дальнейшей помощи, собственноручно отнес Лин Цюши наверх, в свою комнату. Он осторожно опустил его на кровать. Лин Цюши слабо попытался возразить, когда увидел, что оказался в комнате Жуань Ланьчжу, а не в своей собственной, но, подняв глаза на Жуань Ланьчжу и столкнувшись с его обеспокоенным напряженным взглядом, решил не сопротивляться, дав молчаливое согласие на все происходящее. По правде, он был так морально и физически истощен, что ему уже было по большому счету все равно, что происходит вокруг. Как только его тело коснулось мягкой поверхности кровати, продолжая чувствовать уверенные прикосновения Жуань Ланьчжу, он уже больше ни о чем не думал и никуда не хотел. Лин Цюши вдруг ощутил, что ему хочется остаться здесь навсегда. Под заботой родных ласковых рук и этим тёплым, хотя и немного встревоженным взглядом. Жуань Ланьчжу одел его в свою чистую сухую одежду и, расстелив одеяло, разместил Лин Цюши по центру своей огромной двуспальной кровати (как бы то ни было, он, действительно, ценил простор и комфорт во всем). Пока Жуань Ланьчжу укладывал его голову на подушку, ворот кардигана расползся, открывая чувствительную уязвимую шею, выступающие ключицы и светлую манящую кожу со слабым ароматом геля для душа, перебивавшим собственный тонкий запах, естественный запах Лин Цюши, такой знакомый и успевший стать родным для Жуань Ланьчжу. Как много Жуань Ланьчжу, оказывается, успел осознать сегодняшним вечером за те несколько секунд, пока, ожидая Чэнь Фэя, и согревая ледяные мокрые пальцы Лин Цюши в своих руках, сидя на холодном, залитом мутной мыльной водой мраморном полу в ванной, обнимал его, как в последний раз. Он поймал себя на мысли, что его восприятие себя и Лин Цюши как-то незаметно, но совершенно необратимо поменялось: он больше не воспринимал их по отдельности, только вместе, неразрывно связанными друг с другом; только целиком, неким неделимым больше на две части единым целым. В это время тонкая кашемировая ткань слегка приспустилась с плеча Лин Цюши. Жуань Ланьчжу наклонился поправить ее, чтобы распаренная после ванной кожа Лин Цюши не отдавала слишком интенсивно тепло, и чтобы тот не замерз. Его лицо оказалось совсем близко к изгибу, где основание шеи плавно переходит в плечо, и Жуань Ланьчжу оставил несколько нежных поцелуев там и на шее Лин Цюши, поймав на мгновение губами яркое ощущение часто пульсирующей артерии, как сосредоточения жизненной силы и жажды жизни человеческого тела. Лин Цюши чувствовал все это смутно, как сквозь сон. Приоткрыв глаза, он увидел лицо Жуань Ланьчжу рядом со своим, настолько близко, что его красивые черты расплывались в поле его зрения. - Ланьчжу, что ты... — попытался уточнить Лин Цюши, но Жуань Ланьчжу приложил указательный палец к его губам, делая знак, чтобы тот ни о чем не думал. - Ты пока еще слишком ослаблен, побереги силы, — а потом добавил, мягко улыбаясь, - они нам ещё понадобятся. Лин Цюши ответил ему слабой улыбкой. Очевидно, они больше не злились друг на друга. Жуань Ланьчжу захотелось заключить Лин Цюши в свои крепкие объятия, и, не задумываясь, целовать его до полуобморочного состояния, но, учитывая, что Лин Цюши и так в нём практически пребывал, Жуань Ланьчжу не мог причинить ему вред или дискомфорт, поэтому, как бы ему ни было трудно, в конце концов, он, пересилив себя и ненадолго отстранившись, приблизился снова и оставил легкий невесомый поцелуй на самом краешке его острого плеча, а затем аккуратно поправил воротник, и, приподняв одеяло, укрыл им его почти до подбородка. - А сейчас тебе нужно поспать, — прошептал Жуань Ланьчжу и, слегка касаясь волос Лин Цюши, как котенка, погладил его по голове. От этих слов и действий Лин Цюши, почувствовав, как его веки медленно и тяжёло закрываются, провалился в сон. Жуань Ланьчжу сидел рядом с ним, осторожно поглаживая, проводя пальцами по его непослушным прядям, несильно сжимая и целуя холодные тонкие пальцы, и наблюдая за еле уловимым движением подрагивающих во сне пушистых длинных ресниц. Он искренне хотел бы, но не мог ему сказать, что скоро все будет совсем по-другому: что он может — должен, сделать так, чтобы всех этих смертей просто не было; что в его власти и миссии изменить абсолютно все, собственноручно осуществив глобальную Отмену. Единственное, чего он не сможет — это изменить этот выбор, уже сделанный за него, и отказаться покинуть Лин Цюши. Он не мог сказать, что это всего лишь одна из параллельных виртуальных реальностей, которая совсем скоро перестанет существовать. А чем ещё он мог бы успокоить и поддержать Лин Цюши? Только тем, что постоянно находиться рядом, оберегая и защищая его; сжимать его плечо, пока он сидит за столом, и плачет, обливаясь горькими и напрасными слезами сожаления, пронося стакан крепкого алкоголя мимо рта; достать его, полуживого, отключившегося и почти задохнувшегося, погрузившись в неё уже почти полностью, из этой проклятой ванной; укутывать одеялом, обнимать и целовать украдкой, пока никто не видит, втайне даже от самого Лин Цюши, его худощавое угловатое тело, милое лицо и любимые глаза и шептать, что все будет хорошо. С ним — с Лин Цюши, все будет хорошо. «Просто прими это пока на веру. И почувствуй мою любовь. Она — точно реальная. Я люблю тебя, и этого уже не изменить. Только этого и нельзя будет изменить, как и моего ухода. Я даже рад, что все будет так: я вынужден буду уйти, но моего отношения к тебе никто и никогда не сможет изменить. Пусть даже такой ценой. Я всегда буду любить тебя. В какой бы реальности кто бы из нас ни находился». *** Наутро Лин Цюши, слегка потерев глаза и обнаружив себя в кровати Жуань Ланьчжу и в его одежде, долго не мог ничего понять и пытался вспомнить вчерашнюю ночь, но с трудом мог припомнить события только вчерашнего вечера до того момента, как напился и собирался принять ванну. Дальше был провал. Единственное, что он помнил, это крики Жуань Ланьчжу, его тревожные глаза и резкий, полный отчаяния, голос, а потом уже мягкий взгляд темно-карих глаз, нежные прикосновения и тихий шепот, и то состояние, когда его не покидало ощущение чего-то очень согревающего в сердце и невероятно светлого на душе. Отчего-то внутри было так тепло и уютно, словно какое-то давнее, потерянное и полузабытое ощущение тихой радости, умиротворения и покоя вместе с осознанием собственной нужности и самоценности вернулось к нему. Словно он сам вернулся туда, где его давно ждали. «Какое странное, расплывчатое, но потрясающе приятное чувство,» — отметил про себя Лин Цюши. Ночь миновала и тяжелый туман внутренних сожалений тоже растворился вместе с ней. Он смутно припомнил слова Жуань Ланьчжу: да, тот безусловно, был прав, говоря, что он должен жить ради Тань Цзаоцзао, Ли Дунъюаня, ради Жуань Ланьчжу, ради всех остальных. Теперь он ощущал себя готовым идти дальше и сражаться с новыми смертельными опасностями, четко понимая, что должен сделать это не только ради себя, но и стремясь осуществить надежды их погибших друзей. На секунду поджав губы и слегка кивнув головой, как бы давая клятву самому себе, он мысленно ощутил благодарность Жуань Ланьчжу и приток совершенно новой энергии, как будто внутреннее обновление коснулось не только его тела, но и разума. Затем он ощутил легкий голод. Снизу доносились знакомые голоса. Пора было вставать. Приоткрыв дверь, и почувствовав приятный съестной запах, распространявшийся из кухни-гостиной, он подумал, что нужно немного подкрепиться, и бодрой уверенной походкой направился на первый этаж. Жуань Ланьчжу нигде не было видно. Не известно даже, ночевал ли он в этой же комнате вчера ночью. Конечно, Лин Цюши об этом не помнил, ведь к тому времени он уже уснул и не мог видеть, как Жуань Ланьчжу после его спасения, сидя рядом и склонившись над ним еще какое-то время, после этого тяжело опустился в кресло напротив, сложил руки на груди и, убедившись, что Лин Цюши спит, слушая его размеренное тихое дыхание, всю ночь так и просидел в одном положении, не сводя глаз со спящего Лин Цюши и охраняя его сон.