Трое под ёлкой

Дверь в кабинет распахивается и оглушительно бьёт о стену. Чимин ощущает, как со стороны затылка к вискам волной прокатывается боль, сжимает голову обручем так, что отдаётся в зубах. Он трёт переносицу, поднимает измученный взгляд. Посреди кабинета стоит его младший коллега Сонхёк. — Я не понимаю, какого хрена двое шикарных альф ебут меня в мозг, а не в зад! — орёт Сонхёк, с размаху швыряет папку с бумагами на стол в углу кабинета и плюхается в кресло. — Очень нужен им твой зад, — ехидно отзывается из другого угла Тэмин, коллега и давний приятель Чимина. — Они такому хамоватому лодырю, как ты, не дадут. Им наверняка нравятся умненькие и скромные. Если у кого здесь и есть шанс, так это у нашего Чимин-сси. Чимин вздыхает тяжело. С появления этих двоих вся омежья половина компании словно с ума посходила.

***

Их представили сотрудникам в начале сентября как консультантов. Что это такое — «консультанты» — тогда мало кто понял, но ходили слухи, что Мин Юнги и Чон Чонгук специализировались на спасении утопающих бизнесов. Компания, где работал Пак Чимин, и правда утопала. Косметическая фирма с тюльпаном на логотипе увядала быстрее, чем увядают живые тюльпаны. Продажи падали вместе с популярностью бренда, маркетинговые исследования, которыми как раз и занимался Пак, от квартала к кварталу становились всё плачевнее. Компания нуждалась в помощи, и помощь пришла вместе с двумя альфами. Учредитель дал им право распоряжаться бизнесом как своим. В первую же неделю Мин Юнги разнёс финансовый отдел и половину бухгалтеров уволил за профнепригодность. Чон Чонгук полумеры, как видно, не признавал — он прогнал весь креативный департамент целиком. Они не допускали халтуры и безделья, рвали криво сделанные отчёты на глазах у их исполнителей, требовали безоговорочного подчинения. В присутствии альф даже старшие менеджеры выглядели нашкодившими детьми и стыдливо помалкивали, без боя отдавая бразды правления в их руки. Но не драконовские меры сводили народ с ума. Альф боялись, конечно, но хотели их сильнее. Значительно, значительно сильнее. Мин Юнги и Чон Чонгук были невероятно привлекательными альфами. Чимин таких в жизни не встречал. Красивые, статные, они цепляли взгляд и не давали ни единого шанса на спасение: все омеги компании — и свободные, и нет — были хоть немного, но в этих двоих влюблены. Что там омеги, даже альфы залипали, а некоторые по секрету признавались, что при виде Юнги и Чонгука у них ноги нет-нет да и раздвигались сами собой. В общем, призванные наладить коллективную работу альфы так и норовили спровоцировать коллективную течку. Причём по одному их как будто и не воспринимали: никто не хотел только Юнги или только Чонгука. Они нравились вдвоём, как готовый комплект. А уж когда поползла молва, что альфы предпочитали отношения на троих и даже жили когда-то с одним омегой, во всех кабинетах только и было разговоров о том, как бы оказаться с двумя красавцами в одной постели. Чимина от этих бесед корёжило. Он не был целомудренным, вовсе нет. Но отношения с сексом у него были непростыми. ____________________ С самого детства омега был на редкость тактильным. Ему вечно хотелось оказаться в чьих-то объятьях, всех потрогать, всех поцеловать. Отца Чимин не знал, потому основной массив обнимашек приходился на папу, который стоически выносил «трогательность» своего сына. Но как только родитель отпускал омежку с рук, тот моментально жался к кому-то другому: к ребенку в песочнице, к папе этого ребёнка, к псу, который не успел вовремя убежать. Близость и тепло чужого тела были необходимы Чимину как воздух, без них он грустнел и как будто угасал. Закономерно Чимин очень рано стал интересоваться романтикой и сексом. Когда ровесники ещё лепили песочные куличики, юный омега уже обращал внимание на альф постарше, строил глазки и выпрашивал у папы первый блеск для губ. Миниатюрное тело Чимина словно намеренно подстраивалось под чувственный нрав: кожа оставалась шелковистой как у ребёнка, но бёдра быстро округлились, попа стала пышной, а губы обрели манящий, словно велюровый вид. Альфы из старших классов поглядывали, подмигивали, с несколькими Чимин даже ходил на первые неловкие свидания. Всё изменилось, когда омеге стукнуло четырнадцать. На дне рождения собрались родственники, дарили подарки. Чимин, как обычно, всех целовал и обнимал, а от своего любимого дяди — высокого красивого альфы с проседью на висках — вообще отходить не хотел. А потом приехал второй дядя и подарил приставку, в которую Чимин с двоюродными братьями играл до самой ночи. Уснул вместе с ними на диване прямо в гостиной. После полуночи проснулся, встал попить водички и, не дойдя до кухни, услышал шушуканье. — Не слишком ли он... кхм... любвеобильный? — интересовался дядин муж. — Да, как-то неловко уже. Ладно, когда маленьким был, но сейчас. Он как будто не понимает, как это выглядит со стороны. Надеюсь, ему попадётся хороший альфа. А то в поисках внимания будет ластиться ко всем подряд, пойдёт по рукам и станет непонятно кем, — сказал самый-самый любимый дядя. Чимин и правда не понимал, как выглядел со стороны. Зато хорошо понимал, что означало «станет непонятно кем». Уже со следующего дня омега старался держать себя в руках — мало к кому прикасался, даже с близкими позволял себе не больше одного короткого объятья. Примерно в это же время Чимин начал плохо спать — просыпался по двадцать раз за ночь и постоянно мёрз, каким бы тёплым ни укрывался одеялом. Омега очень не хотел стать «непонятно кем». Прилежно учился, сдавал экзамены на отлично, рано начал работать. Одевался не слишком откровенно, макияж почти не носил, волосы красил в светлый, но не яркий цвет. Но как бы Чимин ни показывал окружающим, что он порядочный омега, то и дело ловил на себе густые, маслянистые взгляды и тошнотворные ухмылки. Ему вполне могли крикнуть из окна машины: «Эй, сладкий, сколько за час?» или бросить прямо в лицо: «Вот это губы! Такими сосать и сосать!» А губы эти предательски краснели и опухали на ровном месте, словно потакая грубым прохожим. Хорошие альфы на него тоже поглядывали, но знакомились редко. Самые первые серьёзные отношения были как раз с таким — хорошим. Со всех сторон положительный, из достойной семьи, он долго ухаживал, не пытаясь тащить в койку. А когда дело дошло до секса, то Чимину сказали, что он слишком назойливый и развязный, что вечно хотеть близости — ненормально, и приличные омеги так себя вести не должны. Второй был не лучше. К сексу интереса почти не проявлял, в те редкие моменты, когда он случался, только и делал, что шикал и требовал от омеги не кричать и не стонать громко, а то от соседей стыдно. В итоге Чимин получал желанную ласку в строго ограниченном объёме, только ночью, только под одеялом. И даже в одной постели с альфой не переставал мучиться бессонницей и дрожать от холода как осиновый лист. Чимин не понимал, почему нельзя хотеть секса, но быть при этом хорошим омегой; почему невозможно оставаться приличным и творить неприличия. И почему его или осуждением окатывали как ледяной водой, или такие сальности говорили, что охота была в той же ледяной воде помыться. Однажды крепко напился с двоюродным братом и спросил напрямую: — Скажи мне как альфа, что со мной не так? — Не обижайся, Чимин, но у тебя внешность какая-то шлюшья, — предельно честно ответил самый-самый любимый двоюродный брат. — Губищи эти вечно красные, глаза с поволокой. Ты так выглядишь, как будто только что из-под альфы вылез. И, скорее всего, не из-под одного. От нехватки прикосновений и удовольствия с партнёрами Чимин часто и много смотрел порно. Он хорошо представлял, как выглядел групповой секс с одним омегой и несколькими альфами. И от мысли, что его, Чимина, видели именно таким — затраханным, покрытым спермой с ног до головы, с кучей членов во всех дырках — хотелось от несправедливости рыдать. Потому, какими бы красивыми и горячими ни были двое альф, что работали в их компании с сентября, Чимин мечты о тройничке не разделял. И каждый раз, когда слышал стенания очередного омеги о том, как было бы прекрасно заполучить Юнги и Чонгука в свои отверстия, с отвращением морщился. Но Тэмин, кажется, был прав, говоря, что у Чимина — и только у него одного — с этими альфами был шанс. ____________________ В самый первый день, когда Мин Юнги и Чон Чонгук знакомили сотрудников с планом развития компании в большом конференц-зале, Чимин ощутил на себе два пристальных взгляда. Чувство, что альфы смотрят и смотрят в упор, не покидало и в следующие дни. На совещаниях и в коридорах Чимин сталкивался с чёрными глазами и тут же смущённо опускал взгляд, потому что смотрели на него как-то уж слишком открыто — наблюдали, разглядывали. Внимание альф было постоянным и проявлялось по первости в незначительных жестах. Его всегда пропускали вперёд, придерживали дверь, придвигали стул. Даже если секунду назад альфы рвали и метали, недовольные чьей-то работой, завидев Чимина, тут же менялись в лицах, доброжелательно улыбались. Однажды на большом собрании Чимин зачитывал результаты опроса покупателей. Когда закончил, Чонгук помог ему спуститься со сцены, подав сразу две руки. В другой раз Юнги помог надеть куртку в гардеробе и ненадолго задержал ладони на плечах. В свой день рождения Пак обнаружил на столе два больших букета. Тэмин тут же предположил, что цветы от альф. Чимин сказал, что глупости это всё, но к обеду не выдержал — купил в кофейне на первом этаже гору шоколадных плиток и пошёл к охране здания. Их главный по безопасности — пожилой альфа — был страшным сладкоежкой и за вкусняшки легко выдавал нужные сведения. Так Чимин узнал, что с букетами рано утром в офис приехал Чонгук. Большего альфы себе не позволяли, держались поодаль. До одного ноябрьского утра, когда они все втроём ехали в лифте. На рассвете того дня Чимину приснился эротический сон. Он видел, как четыре сильные руки медленно поднимались по его ногам от щиколоток к бёдрам, как низкие голоса шептали, какой он красивый и желанный. Омега проснулся в диком возбуждении и никак не мог прийти в себя от этого миража. Приехал на работу, вошёл в лифт, увидел двух альф, и страстные любовники из сновидения обрели лица. Сердце заколотилось в горле, язык точно к нёбу прилип, в белье стало влажно. Чимин выдавил из себя тихое приветствие, сжался весь, то и дело поглядывал на цифры на крошечном экране, молясь, чтобы лифт двигался быстрее. Стоял спиной к альфам, но всё равно заметил, как к нему очень осторожно принюхались. Из лифта почти выбежал, обернулся, чтобы пожелать хорошего дня, и увидел словно других людей. Юнги глазами насквозь прожигал и сжимал кулаки, а Чонгук облизнулся, глядя прямо Чимину в пах. Альфы почуяли возбуждение омеги и не скрыли своё. Полдня Чимин не знал, куда себя деть. Ходил по кабинету из стороны в сторону, заламывал пальцы, губы кусал, а потом сам себя за это отчитывал — от укусов они казались ещё краснее и пухлее, чем обычно. Он мучился от стыда, что не смог взять контроль над инстинктами, показал сразу двум альфам своё нескромное желание. И что только они подумают о нём? А вдруг предложат секс на троих, как пророчил Тэмин? Что это будет значить? Что они тоже видят в нём шлюху? Тоже думают, что ему может понравиться вся эта мерзость, что Чимин видел в фильмах для взрослых? Но самое ужасное, что именно в тот день Чимин получил результаты опроса о новом логотипе. Замена ужасного тюльпана на стильный геометрический рисунок — первое, что Чонгук сделал, когда пришёл в их компанию. И теперь он ждал от Пака новостей, как покупатели отнеслись к обновленному дизайну, а Чимин всё не мог раскопать в себе хоть унцию смелости, чтобы зайти к альфе в кабинет. Сам не знал, чего ждал от этой встречи: недвусмысленных взглядов, непристойных предложений или упрёков в том, что он так открыто продемонстрировал старшим коллегам свою похотливую натуру, а приличные омеги, конечно, так не поступают. Опасениям Чимина было не суждено оправдаться: Чонгук встретил его тёплой улыбкой и привычным слегка хитрым взглядом. Чимин сел напротив, подал отчёт и опустил глаза, поглядывая на альфу мельком. В тот день Чонгук был особенно красив, в болотно-зелёной свободной рубашке с закатанными рукавами, свободных светлых штанах и армейских ботинках напоминал героя романтических дорам о бравых военных. С каждой новой перевёрнутой страницей он выглядел всё более довольным: отчёт был отличным, фокус-группе новый логотип пришёлся по вкусу. — Спасибо, Чимин-сси. Вы принесли мне прекрасные новости, да ещё и так оперативно. Оперативно, как же! Не знал альфа, что эти бумаги у Чимина на столе лежали три часа, пока он с духом собирался. Чимин кивнул и спросил тихо, очень надеясь, что альфа ответит отрицательно, и он сможет как можно скорее уйти: — У вас есть замечания? — Что вы, какие к вам могут быть замечания? — продолжая улыбаться, ответил Чонгук. — С вами работать — одно удовольствие, Чимин-сси. Всё в срок, без ошибок и в доходчивой форме. Мне, если честно, даже хочется у вас хоть одну опечатку найти. — Зачем? — искренне удивился Чимин. — Ну понимаете, — начал Чонгук, придвигаясь ближе и складывая руки на столе. Чимин с огромным трудом не смотрел на большие предплечья с выступающими венами, одно из которых до самых пальцев было покрыто татуировками. — Вы не делаете даже мелких ошибок, никогда не опаздываете на работу. Я ни разу не видел, чтобы у вас что-то падало из рук. И кожа у вас такая гладкая, без изъянов, — Чонгук сделал паузу, а потом прошептал заговорщически с максимально серьёзным лицом. — Вы точно не киборг? Чимин захихикал, прикрывая ладошкой губы. И выглядел, наверно, очень мило, потому что Чонгук стал смотреть на него так, как обычно смотрят на котят и маленьких детей. — Спасибо, — отозвался Чимин. — Вам спасибо за работу. Вы большой молодец, Чимин-сси, правда. Компании с вами очень повезло. Омега с детства был неравнодушен к похвале. Закусил губу и сам почувствовал, что зарумянился. Потянулся за бумагами, но застыл, когда увидел пальцы Чонгука почти у своего запястья. Альфа сильнее прижался к столу и наклонил голову в бок. Его взгляд изменился, стал особенно внимательным, будто он боялся упустить хоть одну эмоцию на лице Чимина. Потянулся рукой ближе, не отрывая взгляда, и подушечкой среднего пальца коснулся запонки на манжете рубашки омеги. — Нравится, когда хвалят? — спросил тихо и стал водить кончиком пальца по кругу. Запонка ощущалась как часть тела. Чонгук даже кожи его не касался, а Чимин чувствовал, как прямо от пальцев по всему его телу расходился жар. У омеги дыхание перехватило, он бегал глазами от запонки к колечку в губе Чонгука, которое рвано двигалось — видимо, альфа дёргал языком. От оглушающего телефонного звонка вздрогнули оба. Чимин воспользовался тем, что Чонгук отвлёкся на звук, затараторил: «Я пойду, спасибо, извините», схватил отчёт и выбежал из кабинета. В коридоре боковым зрением увидел через стеклянную перегородку офиса, как альфа сокрушённо уронил голову на сложенные руки. А телефон в его кабинете всё продолжал звенеть. Как будто Чимину было мало испытаний, через час его вызывал к себе Юнги. Спрашивал что-то об исследовании конкурентов, чего якобы не нашёл в отчётах. Чимин буквально пальцем на экране ему показал, куда надо смотреть. — Какой я невнимательный, — сказал альфа. То ли они намеренно оделись красивее обычного, то ли Чимин стал иначе на них смотреть, но Юнги тоже выглядел исключительно. Серый костюм сидел как влитой, чёрная рубашка была расстёгнута на две пуговицы, длинные волосы зачёсаны назад так, что открывали лицо. Красота альф была разной. У Чонгука она сразу бросалась в глаза, была по-мальчишески яркой, он ею словно сверкал. Юнги был не таким. У него был строгий и мудрый взгляд, идеальная линия губ, аристократически бледная кожа. Но больше всего в нём манил особый мужественный флёр. Он был серьёзен, твёрдо стоял на ногах, и эта уверенность только добавляла ему притягательности. — Извините, что побеспокоил, Чимин-сси. — Не страшно, — отозвался омега. — Если будут вопросы, можно звонить. В любое время, хоть ночью. Я эти отчёты наизусть уже знаю, даже во сне помогу найти, что нужно, — сказал Чимин с улыбкой. Он вроде как пошутил. — Мне можно звонить вам ночью? А вот альфа, похоже, не шутил совсем. Его взгляд был таким же пристальным, как у Чонгука, но тяжелее, вязче. Чимину казалось, что чернота этих глаз стягивала его за руки и за ноги и утаскивала куда-то в свою глубину. Сердце снова бешено забилось, омега оробел, замялся. А вдруг это прозвучало как намёк с его стороны? Намёк, который после событий в лифте кажется прямым как пулемётная очередь. Его смятение не скрылось от взгляда альфы. — Чимин-сси, простите, я не хотел стать причиной дискомфорта. Естественно, я не буду беспокоить вас в неурочное время... по работе. Последнее уточнение вроде как перечеркнуло всю предыдущую фразу, но Чимин предпочёл сделать вид, что не заметил. Уже почти вышел из кабинета, когда его окликнули: — Позвольте задать ещё один вопрос. — Конечно, — отозвался Чимин. — Что за цвет у вашей рубашки? — Фиалковый, кажется, — неуверенно ответил омега. — Мм, — протянул Юнги. — Вам очень к лицу. Носите его почаще. Через три дня на празднике по случаю дня рождения компании Чимин был единственным, кто в подарок от фирмы получил фиалковый банный халат и тапочки, хотя у всех остальных они были белыми или синими. Увидев это, Тэмин накатил стопку, обнял друга за шею и прямо на ухо пьяненько пропел: «Тебя вы-е-бут. Будешь прыгать на двух жёстких хуях и стонать как сучка. Сладко-сладко». Получил меткий удар локтем в бок, провыл что-то о том, что Пак — злая старая дева, и отстал. А у Чимина по плечам побежал холодок, и он всё не мог определиться, от отвращения это или от предвкушения.

***

— Не понимаю, что им не так! — возмущается Сонхёк, наливая чай в свою гигантскую кружку. — Ну проебал я диаграмму, ну и что? Их там триста штук. Смотрите на другие, раз вам эта не нравится. С той встречи в лифте идёт третья неделя. Альфы страшно заняты — готовятся к запуску обновлённого бренда. Приезжают раньше всех и остаются в офисе до ночи. Чимин их почти не видит и сам не знает, как к этому относится. С одной стороны, страх встретиться снова в замкнутом пространстве не отпускает. Чимин каждый раз озирается, нет ли кого из них поблизости перед тем, как вызвать лифт. С другой стороны, пронизывающего взгляда, постоянно обращённого к нему, почему-то не хватает. — Сонхёк, так нельзя. Мы же эти исследования не от нечего делать проводим. Они нужны, — назидательно говорит Чимин. За лень и нерасторопность Сонхёка очень часто хочется стукнуть. Прям сильно. — Вот ты поэтому их любимчик, что у тебя всё идеально, всё по полочкам, — огрызается омега. — Он не поэтому их любимчик, — усмехается Тэмин, но под злобным взглядом Чимина замолкает. — К какому сроку сказали переделать? — спрашивает Чимин. — К завтрашнему утру. — Так ты же уходишь сегодня пораньше на день рождения племянника, разве нет? Получается, они будут ждать отчёт завтра, но ничего не получат? — Ну блять, получается, что так! — недовольно говорит Сонхёк, словно это не в его работе огрех на огрехе, а Чимин во всем виноват. Сонхёк уходит около трёх, Тэмин — чуть позже шести. А Чимин остаётся в офисе переделывать отчёт Сонхёка. Он знает, что не обязан, что только хуже себе делает, позволяя коллегам сесть на шею и свесить ножки. Но Чимин просто не может уйти домой, зная, что работа не сделана. Возможно, дело в том, что он в отделе старший и чувствует ответственность за остальных, хотя формально начальником его никто не назначал. А ещё, возможно, он органически не способен работать плохо, потому что в такие минуты в голове звучит роковое: «станет непонятно кем». В конце ноября темнеет рано, к девяти вечера за окном уже стоит негустая городская чернота. Сонхёк, конечно, напортачил не только с одной диаграммой — половина исследования расписана чёрт знает как. Чимин старательно правит каждую строчку, строит графики заново. Погружённый в работу, не слышит голосов в коридоре. Когда видит Чонгука в дверном проёме, подскакивает испуганно. — Чимин-сси, вы почему здесь? — Так... отчёт, — говорит Чимин растерянно, не сразу понимая, что у него спросили. — Мы не ждём от вас никакого отчёта, — удивляется Чонгук. За спиной вырастает Юнги. — Хён, мы ждём отчёт от господина Пака? — Нет, не ждём. Чимин-сси, видимо, правит работу Ким Сонхёка. Так? Чимин кивает молча. — Но ведь это никуда не годится! — восклицает Чонгук. — Это определённо никуда не годится, — подтверждает Юнги и скрывается в темноте коридора. Чонгук проходит в кабинет, обходит стол и нависает над омегой, смотря в экран. Он в большом чёрном свитере крупной вязки и чёрных джинсах, на шее и запястьях широкие серебристые цепи. Чимин искоса поглядывает, как синеватый свет монитора играет на кольцах в его ухе и прядях короткой чёлки. Большое тело словно соткано из тепла. Чимину даже касаться альфы не надо, чтобы знать, что у него горячая кожа. Так сильно хочется прижаться, пробраться под уютный свитер и уснуть на широкой груди. Омега сглатывает, старается удержать внимание на цифрах перед собой. Чонгук пролистывает отчёт до конца, мычит что-то себе под нос, а потом закрывает его и выключает компьютер. — Что вы..? — Всё, что надо, я увидел, остальное Сонхёк сделает потом. А сейчас пора домой, Чимин. Это же ничего, что я без формальностей? Чимин не успевает ответить, как в кабинет входит Юнги в длинном чёрном пальто. Классический стиль гармонирует с его внешностью. Начищенные ботинки, брюки с идеально прямыми стрелками, двубортные пиджаки — альфа был рождён для такой одежды. Белый кашемировый шарф добавляет лоска, влечёт себя потрогать. В руках альфы — чёрная дутая куртка и его, Чимина, бежевая короткая шубка. Омега ошарашен. На автомате поднимается, закидывает в сумку телефон, идёт к Юнги и хочет забрать шубу, но ему не отдают. — Позвольте мне, Чимин-сси. — Хён, мы без формальностей, — бросает Чонгук, выключает лампу и забирает свою куртку. — Правда? Как замечательно, — Юнги совсем не звучит удивлённым. Его голос ровный, спокойный и какой-то убаюкивающий. К этому альфе тоже хочется прижаться, слушать, как красиво голос вибрирует, и чтобы длинные тонкие пальцы закапывались в волосы. — Тогда зови меня хёном, Чимин. На его плечи накидывают шубу, у него забирают сумку, перед ним открывают двери и кнопку вызова лифта тоже жмут за него. — Мы отвезём тебя домой. Где ты живёшь? — спрашивает Чонгук. — Нет, — отвечает резко. Чимин промаргивается словно от морока. Альфы захватили его как торнадо, опомниться не дали, и только когда распахивается дверь лифта, омега резко приходит в себя. Что он, чёрт возьми, делает? Даже то, что сейчас они втроём в пустом тёмном офисе — уже почва для пересудов. А если увидят, как он дошёл с ними до подземной парковки? А если прознают, что уехал с ними куда-то в ночь? Не один Чимин знает, как добыть информацию в этом здании. Пара шоколадок, и назавтра вся компания щебечет о том, что Мин Юнги и Чон Чонгук, поклонники любви на троих, нашли себе новое развлечение. — Почему? — мягко спрашивает Чонгук. Омега выпрямляет спину, прочищает горло, чтобы звучать основательно. Он больше не позволит себе быть ведомым, не потеряет бдительность, думая о том, какие альфы красивые и горячие, и как должно быть приятно, когда они обнимают и в шею целуют, и руками скользят вдоль позвоночника и, чёрт, Чимин опять теряет мысль! — Спасибо, я сам доберусь. На метро быстрее. Тут совсем близко до станции. Минут пятнадцать через парк, — говорит Чимин, входит в кабину раньше альф и давит на кнопку первого этажа, пока никто из них не успел нажать на минус первый. — Разумно ли ходить одному по парку в такой час? — спрашивает Юнги. — Уже стемнело. — Ну и что? Время детское, — спорит Чимин с улыбкой, надеясь, что альфы не заметят его беспокойства. — По вечерам там с собаками гуляют, бегунов полный парк. Это безопасно. На самом деле Чимин так не считает. Он ненавидит быть на улице, когда стемнеет. Почему-то с заходом солнца в городские переулки и на парковые аллеи словно из иного измерения выползают сомнительные личности. Те самые, что кричат Чимину мерзости в след, а иногда даже прихватывают беспардонно за пышную ягодицу. Подобное с ним случалось и, к сожалению, не раз. Но сильнее страшит мысль о других словах в спину. О тех, в которых его называют подстилкой для двух альф. Двери лифта открываются на первом этаже. Чимин выходит, открывает рот, чтобы попрощаться, но альфы покидают лифт вместе с ним. Чонгук останавливается, застёгивая куртку, а Юнги отходит к комнате охранников. — Вы разве не на парковку? — теряется омега. — Нет, мы идём в парк тебя провожать, — невозмутимо отвечает Чонгук и продолжает до того, как Чимин успевает возразить, — не спорь, пожалуйста, мы всё равно одного не отпустим. Стоило догадаться, что Сонхёк плюнет на всё и уйдёт, а ты будешь переделывать за ним. Это из-за нас ты задержался и вынужден возвращаться домой в ночи. Если с тобой что-то случится, мы с хёном себя не простим. Не хочешь, чтобы мы рядом шли — без проблем, пойдём где-нибудь позади. Ты нас даже не заметишь. — И правда, разве это примечательно? — говорит Юнги, подходя ближе и закидывая один конец шарфа на плечо. — Маленький омега в шубке идёт один в темноте среди деревьев, а за ним бледный мужик в пальто и его ручной медведь. Кажется, я видел фильм ужасов, который так же начинался. Чимин смеётся и расслабляется. Он слишком много думает, это надо прекращать. Навоображал себе порносюжетов, словно альфы только и думают о том, как залезть к нему в трусы. А они, похоже, просто порядочные. Не хотят отпускать омегу одного в парк в поздний час. Разве это преступление? Они бы наверняка и Тэмину предложили проводить, окажись он в такой же ситуации. И даже Сонхёку, будь он неладен. Больше не спорит. Застёгивает шубу и вместе с альфами идёт через просторный холл к выходу. — Ну почему сразу медведь, а? — обиженно спрашивает Чонгук и обращается к Чимину. — Я похож на медведя? Омега в замешательстве. Чонгук большой: широкие плечи, мощные руки, крепкие ноги. В дутой куртке выглядит ещё крупнее. И если сравнивать размеры, то, вполне возможно, что некоторым особям медведя гризли он легко даст фору. — Не знаю, как ответить, чтобы не обидеть, — признаётся Чимин. Чонгук поджимает губы, делает вид, что сердится, а Юнги громко смеётся. Омега, кажется, ни разу не слышал его смеха. Они выходят из здания, спускаются с небольшой лестницы и оказываются на аллее вдоль проезжей части. Чимина обуревает тревога. Он никогда не оставался с ними наедине. Вдруг не о чем будет говорить? Не идти же молча через весь парк? Альфы устраняют беспокойство — не дают разговору остановиться ни на секунду. Юнги спрашивает, в каком районе Чимин живёт и почему именно там снял квартиру. Чонгук перехватывает нить беседы, интересуется, как Чимин любит отдыхать. Альфы заваливают вопросами, Чимин чувствует себя гостем на интервью. Когда они уже идут по парку, пользуется секундной паузой и обращается к Чонгуку: — У тебя до самого плеча татуировки? Сам не знает, почему спрашивает, но ему уже просто неловко, что все разговоры только о нём. — Да. Хочешь, покажу? — и начинает расстёгивать куртку. — Нет-нет, не надо. Холодно же! И тут люди, — шепчет Чимин, озираясь по сторонам и отмечая, что сегодня аллеи особенно безлюдны. Как хорошо, что альфы настояли проводить — он бы умер со страху, если бы шёл по плохо освещённому парку в одиночестве. — Ладно, — отвечает Чонгук, — разденусь перед тобой в следующий раз. Жар приливает к щекам. Чимин смущённо закусывает губу под игривым взглядом. Чонгук тут же меняет тему: — Знаешь, я их сам нарисовал. Эскизы для татуировок. — Правда? — удивляется Чимин, и смотрит на Юнги, словно он — стол справок, который точно скажет, лжёт Чонгук или нет. — Да, Чонгук здорово рисует, — отзывает альфа и продолжает, приближаясь к уху Чимина. — Хочешь, раскрою секрет? Чимин кивает. — У него дома есть твой портрет. Он его ещё в сентябре написал. — Ах, ты... — слышится из-за спины недовольный голос Чонгука. — Грязно играешь, хён, грязно. Раз так, то... — осторожно берёт ошарашенного Чимина за локоть, тянет ближе к себе, наклоняется к его уху, но говорит достаточно громко, чтобы Юнги услышал. — Наш строгий и весь такой деловой Мин Юнги целый год тренировался, чтобы стать айдолом. Он наверняка уже пару песен о тебе написал. — Чего!? — вскрикивает Чимин и глядит на Юнги во все глаза. Замечает ледяной взгляд альфы и неосознанно хватается за руку Чонгука. Младший альфа, похоже, старшего не боится совсем — смотрит на хёна с вызовом, поднимает проколотую бровь в усмешке. — Чонгук, — Юнги звучит пугающе спокойно, — нравится ли тебе этот клён? — Да, клён красивый, Юнги, — также спокойно отвечает Чонгук. — Под ним тебя и прикопаю. Чимин смешливый, всегда таким был, потому от этой сценки на кленовой аллее заходится хохотом так, что на глазах слёзы выступают. Клёны сменяются липами, липы пихтами, но альфы всё подкалывают друг друга. Юнги называет Чонгука «эстетом в теле физрука», Чонгук требует от хёна показать эгьё и станцевать, получая в ответ взгляды с эффектом шоковой заморозки. С этими двумя весело. Один идёт по правую руку, другой — по левую. Не замолкают, выступая перед Чимином с целым калейдоскопом забавных историй. Омега хихикает, то и дело прикрывая лицо ладонями, и кутается в высокий ворот шубки. Холодно. В парке пахнет сыростью и опавшей листвой. В такие мгновения хочется завернуться в рулет из клетчатого пледа и лабрадора. Почему-то именно осенью особенно сильно хочется себе хоть захудаленького, но лабрадора. Чимин любит осень, любит гулять по парку, а пледы с лабрадорами лелеет в фантазиях. Они — как несбыточная мечта об абсолютном тепле, так безнадёжно Чимину недоступном. Но, удивительно, прямо сейчас вокруг ни пледов, ни лабрадоров, а он согревается. Тепло есть в том, как альфы рассказывают истории наперебой, как смешат и улыбаются сами, как засматриваются на него бесстыдно. У Чимина уже щёки от хохота болят и так расставаться не хочется, но прямая широкая аллея приводит к указателю со стрелочкой направо к станции метро, до которой уже буквально пара сотен метров. Поворот налево на этой развилке ведёт к «тропе обжорства», как её называет Чимин. На работе он ест мало, а вечером, по пути к метро, непременно сворачивает к аллее с палатками, где продают уличную еду. Мышечная память сильна, потому Чимин случайно наступает на сверкающий чистотой ботинок Юнги — ноги сами несут его налево, поближе к еде. От аромата, что веет с «тропы обжорства», больно сводит желудок. Юнги реагирует тут же: — Я голодный, а вы? Чимин смотрит на Чонгука и видит, как альфа, заметив указатель в сторону метро, оборачивается взволнованно. — Да, я тоже. Пойдёмте поедим? Омега понимает, что они не хотят отпускать его, пытаются продлить прогулку по парку. Но он так голоден, что позволяет увлечь себя налево, где тут и там стоят широкие прилавки с ароматными булочками и аппетитными шашлычками из всякий всячины: от кальмаров до фруктов во льду. — Здесь продают очень вкусные корн-доги. Там, в конце аллеи, — говорит Чимин, совсем-совсем не намекая, что хочет именно корн-догов. У палаток шумит нетрезвая компания. Один из участников галдёжа замечает Чимина, смотрит с прищуром и толкает приятеля в бок. Чимин чувствует на своих лопатках еле заметные касания двух ладоней. Юнги и Чонгук не обнимают даже, просто обозначают, что Чимин здесь не один. Пьяные альфы сразу же отворачиваются. Чимин выдыхает облегчённо. Так и хочется сказать: «Пожалуйста, ходите со мной везде», но омега прикусывает язык и не роняет ни слова до самой палатки с едой. Почему-то здесь всегда пусто, хотя Чимин вкуснее корн-догов не пробовал. Возможно, потому что эта лавка слишком далеко и голодный народ, пока до неё доберётся, уже успевает насытиться куриными шашлычками и накидаться соджу. Юнги заказывает три порции корн-догов, Чимин стоит поодаль и заворожённо таращится на вывеску с пончиками квабеги. Он много работает и плохо спит, от этого сладкого хочется практически всё время. Чонгук подходит со спины, невесомо касается плеч и шепчет: — Попроси Юнги купить тебе сладенького. Он любит, когда его просят. Скажи: «Хён-хён-хён, купи мне пончик» и гляди на него своими красивыми глазками. Увидишь, что будет. Чимин головой мотает и сквозь зубы шелестит: «Не буду, нет», а сам смеётся. Чонгук подталкивает его ближе к альфе. Чимин выкручивается, ладошками лицо прикрывает, а потом Чонгук толкает чуть сильнее, и он упирается всем телом в бок Юнги. Альфа оборачивается и смотрит вопросительно. Омега мнётся, плечи поднимает, смыкает пальцы в замок и, хихикая через слово, просит: — Хён.. хён-хён-хён, купи мне, пожалуйста, пончик, — губу закусывает и глаза поднимает невинные, сам прекрасно зная, как миленько в такие секунды выглядит. Юнги натурально зависает. Выражение лица потерянное, взгляд пустой. Просто смотрит Чимину в глаза, не моргает и дышит тяжело. Омега не может распознать эмоции на лице альфы: то ли он зол, то ли возбуждён, то ли инфаркт у него? — Три корн-дога и квабеги для омеги, верно я понял? — спрашивает продавец, а ответа всё нет. Юнги замер, глаза широко распахнуты и ни звука. Только секунд через десять отзывается, глядя на продавца: — Сколько стоит вся ваша палатка? Пекарь только хмыкает и отворачивается к большим сковородам с раскалённым маслом. — Ого! Вот это эффект! — восклицает Чонгук. — Чимин-и, а можешь сказать: «Хён-хён-хён, перепиши на Чонгука свой загородный дом»? Мои просьбы на него не действуют. Юнги, точно ото сна приходя в себя, выдыхает тяжело и смотрит на Чонгука уничтожающим взглядом. Идут дальше по парку, жуя корн-доги и выслушивая брюзжание Юнги о том, что есть и идти одновременно — вредно и даже опасно. Чимин закусывает сосиску пончиком со сладкой фасолевой начинкой, говорит: «Да ладно тебе, хён», и альфа смягчается. Неспешно добираются до входа на станцию метро. Чонгук хмурится. — Давай мы проедемся с тобой? До дома проводим. — Не надо, — отвечает омега робко. Дом, где Пак снимает квартиру, стоит прямо у станции, от метро ему идти не страшно. А ещё Чимину хочется провести черту в этом вечере, за которой он останется один, в собственных мыслях. И где-то глубоко внутри, почти не отдавая себе в этом отчёта, он хочет понять, готовы ли альфы услышать его «нет». Услышать и повиноваться. — Но поздно уже, Чимин, пожа... — Чонгук, — перебивает Юнги, протягивая Чимину его сумку. — Нам отказали. Не нужно настаивать. Чонгук кивает молча и делает крохотный шаг навстречу Чимину. Омега чувствует его запах. Голова идёт кругом, всё вокруг словно акварельное. Город сливается в единый водянистый мазок и даже двух альф, что стоят рядом, не разглядеть — так сильно всё плывёт. — Извини, я просто волнуюсь за тебя. Можешь написать, когда доберёшься домой? — У меня, — в горле комок и дрожь, — кх... у меня нет-т твоего номера. Омега торопливо достаёт телефон и записывает под диктовку. Чонгук заглядывает в экран и спрашивает, смешно морща нос: — Как ты меня записываешь? — Чон Чонгук. А что? Я ошибся в имени? — Нет, но я должен быть записан как «Самый сексуальный на свете альфа». — Чонгук-а, не льсти себе, — говорит Юнги. — Тем более, имя уже занято. Так у Чимина записан я. Эти двое, наверное, никогда не перестают подначивать друг друга. Омеге внезапно хочется присоединиться. — А может, вы оба не правы, и у меня уже есть такой контакт? Может, я так своего альфу записал? — говорит хитро и принимается асфальт под сапожками разглядывать. Увлекательный асфальт в этих местах, ничего не скажешь. Слышит голос у себя над макушкой: — Нет у тебя альфы. — Почему это? — продолжает свою игру Чимин и вздрагивает, когда Чонгук осторожно, одной костяшкой касается его подбородка и приподнимает, вынуждая на себя посмотреть. — Потому что глазки не блестят, — отвечает тихо и ведёт большим пальцем по линии челюсти, касаясь воздушно как бабочка крылом. — Глазки должны блестеть. Смотрит очарованно, словно в этих самых глазках считает звёзды и отражения городских огней. Чимин улыбается, Чонгук шепчет: «Так-то лучше» и нехотя убирает руку. — Напиши, пожалуйста, и мне, — напоминает о себе Юнги. Чимин кивает, прощается и уходит к лестнице, что ведёт на станцию, молясь всем богам, чтобы не споткнуться на ватных ногах. Его потряхивает, всю дорогу не может перестать улыбаться и до дома почти бежит. Влетает в квартиру и прямо в прихожей, не разуваясь даже, достаёт телефон и пишет Чонгуку и Юнги, что уже дома. Чонгук отвечает в ту же минуту: «Умничка! Спасибо, что написал» и сердечко. Ещё через пару минут приходит сообщение от Юнги: «Постарайся хорошо отдохнуть. Доброй ночи». Он желает спокойной ночи обоим, но прихожую не покидает. Садится на тумбочку для обуви и пальцами по коленкам стучит. Дрожь не унять, как и мыслей, что несутся с бешеной скоростью. Проводили, накормили, веселили всю дорогу и на сообщения ответили без промедления. Чимин, возможно, знал не так-то много альф в своей жизни, но экспертом быть не надо, чтобы понять — за ним ухаживают. Прижимает телефон к груди, в которой сердце колотится так сильно, что у соседей, наверное, слышно. Уши закладывает, горло сжимается и хочется каждую секунду из этого вечера вспомнить, переиграть в голове, заново пережить. И душа, и тело, всё естество просятся обратно, к альфам, туда, где хорошо. Чимин так и сидит не меньше часа, уставившись в одну точку, силясь примириться с тем, что он влюбился в двух альф разом. Но самое поразительное, что это, судя по всему, взаимно.